Фея

Варли Джон Герберт

Но далеко не все время. В перевязи не получалось заниматься фронтальной любовью, а эта забава быстро сделалась существенной частью их жизни. Вскоре Крис уже недоумевал, как же он так долго без этого обходился, а затем понял, что, конечно же, не обходился — он все время занимался любовью с Вальей. Теперь ему казалось, что, скорее всего, он впал бы в отчаяние, доведись ему заголодать среди такого изобилия. Даже молоко Геи стало лучше на вкус, и Крис считал, что дело тут в его настроении, а не в таковом у Ее Величества.

Валья была совсем непохожа на человеческих женщин. Бесцельно было бы даже пытаться судить, лучше она или хуже, — просто она была другой. Ее переднее влагалище в пределах всех допусков подходило

Крису слишком точно, чтобы это можно было считать результатом какого-то невероятного совпадения. При таких мыслях ему почти слышалось, как Гея хихикает. Славную шутку сыграла она с человечеством, устроив все так, чтобы первые же разумные негуманоиды, с которыми земляне встретились, могли играть в те же игры, что и они, и с той же экипировкой. Валья была просторным, сочным игралищем — от кончика ее широкого носа через целые акры крапчатой желтой кожи до мягких подушечек над копытами ее задних ног. Ласки ее рук, тяжесть ее грудей, вкус ее кожи, рта и клитора казались — по большому счету — вполне человеческими. И в то же время титанида была такой непривычной со своими выпуклыми коленями, гладкими и твердыми мышцами спины, бедер и ляжек. А особенно — с ошарашивающим явлением ее пениса, когда тот влажным выскальзывал из складки. Когда же Крис целовал ее в ложбинку меж выразительных ослиных ушей, Валья пахла женщиной.

Поначалу Крис неохотно признавал присутствие большей части ее тела. Пытался притворяться, что титанида существует только от головы до переднего паха и игнорировал все, как ему казалось, сексуальные излишества. Постепенно Валья нежно подвела его к опробованию удивительных возможностей своих остальных двух третей. Отчасти колебание Криса объяснялось тем упорным недомыслием, с которым он боролся, находя его у других, и не понимал, что сам его разделяет: поскольку часть тела Вальи конская, стало быть отчасти она лошадь, а с животными заводить интимную близость не следует. Подобные рассуждения пришлось отбросить. Причем это оказалось на удивление просто и легко. Во многих отношениях в Валье было меньше конского, чем в Крисе обезьяньего. Еще один барьер как бы устанавливался самой Вальей — она была гермафродитом (хотя афрогермодит представлялось более точным определением, ни одно из них не подходило для точного определения титаниды). Крис никогда не страдал гомосексуальностью. Валья же заставила его понять, что, пока он занимается любовью с ней, это и другие подобные слова просто лишены смысла. Она оказалась всем сразу, и не имело значения то, что ее задние половые органы были столь велики. Крис давно понял, что совокупления — лишь малая часть любовных игр.

Титанидские костыли представляли собой длинные, прочные шесты с обитыми тканью полумесяцами на одном конце, чтобы точно подходить к подмышкам — то есть мало чем отличались от типа, тысячелетиями использовавшегося людьми. Крису не составило труда смастерить пару.

Поначалу Валья проходила лишь по пятьдесят метров и отдыхала. Затем одолевала то же расстояние обратно до палатки. Вскоре она почувствовала, что может осилить больше. Тогда Крис свернул палатку и упаковал все себе на горб. Пришлось тяжко, особенно с шестами треножника Вальи для перевязи. Не будь низкой гравитации, никогда б ему на такое не отважиться. Но все равно тяжесть была страшная.

Валья ходила вперевалку, сначала поднимая один костыль, затем другой — и сопровождая все это движениями задних ног. Все это накладывало непривычное напряжение на плечи, человеческую спину, прямой угол позвоночника. Крис понятия не имел, как выглядит скелет титаниды; лишь не сомневался, что ее позвоночный столб должен сильно отличаться от человеческого — иначе как бы она поворачивала голову на 180 градусов и делала другие немыслимые движения, которые ему довелось наблюдать. Тем не менее, сходство тоже было — боли в спине они испытывали почти одинаковые. Под конец каждого дня похода лицо Вальи перекашивалось от страдания. Мышцы на изгибе спины становились как негнущиеся канаты. Массаж не помогал, хотя Крис старался вовсю. В конце концов, чтобы принести титаниде хоть какое-то облегчение, он принимался молотить ее кулаками, словно готовил отбивную.

Постепенно они окрепли, хотя все равно понимали, что легко им не станет. Некоторое время каждый следующий отрезок выходил длиннее предыдущего, пока они не достигли максимума, который Крис оценил в полтора километра. Ежедневно им попадалось множество отметок, сделанных Робин во время ее более раннего прохода. Не было возможности узнать, как давно сделаны эти отметки, и не было времени обсуждать, что они оба на этот счет думают. По всем прикидкам Робин уже давным-давно должна была вернуться с подмогой.

Крис и Валья тащились все дальше и дальше — и с каждым днем у них в головах все яснее вырисовывался один вопрос.

Где же теперь Робин?

ГЛАВА XXXVIII

Бравада

Робин уже давно перестала сомневаться в правоте Криса. Она ее признала. Не следовало ей таскаться по такому месту одной.

Она еще раз попыталась шевельнуть рукой. И на сей раз кое-чего добилась — один палец слегка дернулся, и она почувствовала под ним что-то твердое. Но ее охватил страх: а вдруг окажется, что тело переломано. В таком случае она вечно будет лежать во тьме, и, хотя подавляющая часть этой вечности пройдет в безмятежной нирване, следующие несколько недель станут предельно скверными.

Как странно думать, что меньше года назад ей было девятнадцать. Она не знала страха и тем более не думала, что не далее как завтра может оступиться и пролететь тысячу метров к своей смерти.

Впрочем, у смерти не было основания ждать до завтра. Пока Робин беспомощно здесь лежит, Ночная Птица вполне может подкрасться к ней и… и проделать все то, что она проделывает с беспомощными ведьмами.

Робин снова изо всех сил попыталась повернуть голову. Еще совсем немного — и она ее увидит. Конечно, если, как уже заподозрила Робин, Ночная Птица и впрямь притаилась на том каменном выступе в нескольких метрах над головой. И снова ничего не вышло. Только в глаз, будто жало, вонзилась соленая капелька пота.

Надо свистеть, припомнила девушка. И тут же: чушь и нелепость. Тебе уже девятнадцать лет, скоро двадцать. Ночной Птицы ты не боялась с тех пор, как стукнуло шесть. И все же, будь она способна сморщить губы, защебетала бы как канарейка.

Робин вовсе не была уверена, что далекие звуки, которые стали слышаться вскоре после того, как она ушла от Криса и Вальи, складывались из эха ее собственных шагов, негромких шепотков рассевшихся наверху сиялок, далекого шума падающей воды. А неуверенность всегда позволяет разгуляться воображению. Вот зрелище Ночной Птицы и выпрыгнуло из детских воспоминаний, чтобы визжать и скалиться где-то совсем рядом — но вне поля зрения.

Робин не верила, что это и впрямь Ночная Птица; даже в своем теперешнем состоянии она понимала, что такого существа никогда не было — ни здесь, ни на Земле. Всего лишь страшилка, какие рассказывают друг другу маленькие девочки, — и ничего больше. Но вся каверза насчет Ночной Птицы заключалась в том, что ее никто никогда не видел. Она слетала вниз на крыльях тени и всегда нападала сзади, могла менять форму и размеры, подлаживаясь к любому темному уголку, чтобы с одинаковой легкостью прятаться в мрачной каморке, под кроватью или даже в пыльном углу. И то, что преследовало Робин — если вообще это что-то было, — принадлежало царству грез. Ведь она ничего не видела. Иногда ей казалось, что она слышит отвратительное поскребывание когтей, постукивание жуткого клюва.