Фейерверк волшебства
Шрифт:
Очутившись в родной каталажке, приободрившийся Тараканов поскакал немножко, имитируя кенгуру, и отвалил шефу иммиграционной службы воображаемый куш в виде голой блондинки, прижимающейся к нему всеми своими прелестями и сладко постанывающей ему в ухо.
Спустя несколько минут в двери показался светящийся от радости обладатель кенгуриного галстука. Держа в руках Вовкины бумаги, он протянул их Тараканову и кивком головы показал следовать за ним. Оставшись наедине с Вовкой, он, не скрывая удовольствия, произнес:
— Мы решили впустить вас. Но имейте в виду, такого у нас не бывает!
Кенгурист проводил Тараканова через здание
— Только не задерживайтесь в Англии больше, чем на полгода!?
Купив билет у пожилой негритянки, на голове которой была накручена невообразимая Пизанская башня из волос и сиреневых ленточек, Вовка сел в комфортабельный автобус. После трехчасового ожидания своей участи и фантастического финала его преследовало ощущение, что все это происходит не с ним. За окнами автобуса проносились виды Лондона, ошеломлявшие разнообразием, яркостью и пестротой красок. Тараканов ошарашенно взирал на городской пейзаж, все еще не веря в случившееся.
На идеально ровном асфальте дороги возле автобусных остановок виднелась зигзагообразная разметка. У пешеходного перехода крупными белыми буквами было выведено «LOOK RIGHT», а чуть дальше «LOOK LEFT». Улицы расходились от перекрестков под самыми разными углами, а не перпендикулярно, как привык Тараканов. Часто на одном перекрестке пересекались 5–6 дорог, и между ними были установлены тумбы из белого пластика с желтыми квадратами и синенькими стрелками, указывающими направление движения.
Мимо проехал знаменитый лондонский двухэтажный автобус алого цвета. От несущегося транспорта всевозможных форм и расцветок, от красочных витрин, вывесок и рекламы рябило в глазах.
Возле остановки на лавочке вальяжно восседала старушенция в синем плащике и вязаной тюбетейке. Когда Таракановский автобус проезжал мимо нее, бабуля улыбнулась, продемонстрировав два последних зуба, и помахала Вовке ручкой в гипюровой перчатке. Рядом с лавочкой под развесистой акацией на тротуаре стояла красная решетчатая телефонная будка с висящей внутри картой города и метро.
Между тем в автобус зашел старенький негр в засаленном шарфе, намотанном вокруг шеи на манер Остапа Бендера, в клетчатом пиджачке а ля фабрика «Большевичка» и брюках, напоминавших совковые, годов семидесятых. Из-под помятой кожаной бейсболки торчали курчавые седые волосы. Широко улыбаясь, темнокожий закричал на весь салон:
— Hi, folks! I am still around!?
Пассажиры рухнули от хохота. Вовка, ощутив горячую волну энергии, подумал: «Вот тебе и чопорные англичане!» Актер уселся прямиком на чью-то сумку, стоящую в багажном отделении посреди салона, принялся покачивать ножкой и гримасничать, потешая публику. Повадками он сильно смахивал на Преображенского. Лондонский Капитоныч подмигивал Вовке, сидящему напротив, бурно жестикулировал, сдвигая точку сборку пассажирам. Он то и дело лихо соскакивал со своего помоста и громогласно напоминал:
— Hi, brothers! I am still around!
Сплошь и рядом Вовку поджидали сюрпризы, переворачивавшие с ног на голову его представления
Радовали глаз ровные ряды идеально подстриженных вечнозеленых кустов с темными глянцевыми, как у брусники, листочками и розоватыми соцветиями. Цветки были похожи на азалию, которой очень гордилась Кузьминишна, Вовкина теща, большая эстетка, любительница экзотических домашних растений, мыльных сериалов и персидских кошек. Наряду с этим Кузьминишна получала не меньшее удовольствие от пьяных криков соседа Кольки, в очередной раз вопрошающего у жены:
— Колись, падла белобрысая, сколько раз гуляла и с кем?
Вовке очень понравились корзинки в форме полусферы с живыми цветами, подвешенные на цепочках к ажурным фонарным столбам. Многообразие цветущей флоры и великолепная погода сбивали с толку, ведь Тараканов ожидал увидеть унылый город, закованный в камень и затянутый плотным смогом.
Вокзал Ватерлоо смотрелся внушительно: высокие колонны в несколько рядов, сводчатые потолки с ажурными металлоконструкциями, информационные табло, скоростные поезда обтекаемой формы. Тараканов взял билет до Бридпорта, еще раз мысленно поблагодарив кенгуровый галстук, подсказавший оптимальный маршрут. До отправления поезда оставалось около часа, и Вовка немного прогулялся по улицам, прилегающим к вокзалу.
Он вышел к мосту через Темзу, несущей свои бурые воды в каменных стенах. Отсюда открывался отличный вид на Биг Бен, Вестминстерское аббатство, совсем рядом было огромное колесо обозрения «London Eye».
Тараканову бросилось в глаза, что люди, идущие навстречу, так же разительно отличались от московской публики, как скопление ярко раскрашенных во все цвета радуги галдящих какаду от уныло-коричневой воробьиной стаи. Необыкновенно богатая палитра понадобилась бы, чтобы изобразить жителей Лондона: негров, арабов, европейцев, индусов, китайцев и латиноамериканцев. Это касалось не только одежды, но и причесок, цвета кожи и волос, религиозной принадлежности и различных аксессуаров. Каждый из прохожих имел во внешности нечто оригинальное, какую-то изюминку. Тараканова окружали люди, выражения лиц которых не были застывшей маской, как у большинства людей на улицах Москвы. Люди смеялись, громко разговаривали, азартно жестикулировали, манера держаться была естественной, раскрепощенной.
Вдоль идеально подстриженной, типично английской лужайки с клумбами и огромными платанами чинно прогуливалось еврейское семейство. Впереди катил коляску главный «Шалём» с пейсами и длинной бородкой, в роговых очках, ермолочке и шелковом халате. Чуть сзади шествовал второй, помоложе, с бритой головой, в черной шляпе и плаще, из-под которого виднелся фрак и белая манишка.
Прислонившись спиной к полуосыпавшемуся эвкалипту, медитативно попыхивал трубочкой солидно одетый англичанин. На тротуаре у набережной Темзы, закинув руки за голову, лежал на спине негр с толстыми заплетенными косами, в жилетке из рыжей кожи. Рядом стоял его ветхий велосипед, выпуска этак года 1930, к рулю которого был привязан радиоприемник (того же года выпуска), транслирующий джаз. Чернокожий подсвистывал в такт музыке, беззаботно покачивая ножкой.