Фейерверк волшебства
Шрифт:
Тараканов тоже взялся за поручень, так как «телега» летела во весь опор, резко поворачивала и тормозила в самый последний момент, когда казалось, что столкновение неизбежно. Острых ощущений хватало еще и потому, что лобовое стекло как бы нависало над дорогой, скрадывая расстояние, и на большой скорости создавалось впечатление, что автобус вот-вот зацепит на повороте фонарный столб или врежется в затормозившую спереди машину.
Очумевший Вовка задумчиво произнес:
— Вот это материализация! Я ведь этого черненького зимой в Москве видел, он снежки кидал в корзину
Тимофей усмехнулся:
— Мозг привык всему искать объяснения. Как механические существа, мы постоянно отгораживаемся от волшебного мира, в котором возможно все, своими представлениями о «реальности».
— Да уж, — Вовка улыбнулся, вспомнив забавный эпизод, приключившийся с ним весной. — Ехал я как-то в спальном районе Москвы мимо длинного ряда гаражей, обращенных тылом к дороге, и увидел посреди грязных сугробов неподвижную мужскую фигуру в плаще и шляпе. Мужик стоял спиной к дороге, опустив руки в область паха. Все ясно — пивка принял, теперь излишки в снежок отливает.
Когда автобус подъехал поближе, я разглядел, что это никакой не мужик, а вертикально стоящая железная труба, высотой полтора метра, на которую надет старый плащ со связанными рукавами и шляпа. От неожиданности я даже подпрыгнул и долго хохотал над своей загруженностью. Никто не замечает красные пики и черные червы. Знаешь этот фокус?
Тараканов поерзал, устраиваясь поудобнее, и тут его рука наткнулась на шуршащую бумажку, застрявшую между сиденьями. Это была светло-коричневая купюра в десять фунтов, с профилем Чарли Дарвина.
— Так-так, боровики пошли! — воскликнул Тараканов, ощутив энергетическое покалывание между лопаток.
Тимка заметил, что он делает успехи, и продолжил беседу о механичности:
— Когда ты сознаешь свои ограничивающие убеждения, у тебя появляется возможность выбора. Можно расширить картину мира, придумать другие правила игры, позволяющие хотя бы временно выскочить за рамки ПКМ.
У одной моей знакомой, Филипповны, муж попал в кардиоклинику с тяжелейшим инфарктом. Прогноз медицинских светил, исходящий из их модели реальности, звучал как приговор: после подобных инфарктов не выживают. Как ты полагаешь, о чем она думала все время?
— Ясно, о чем. О том, что муж помрет.
— Да, картина мира давила, как пресс. Филипповна настырную мысль в голову не пускала и сказала себе: «В моей реальности муж будет жить». Ум сопротивлялся. Тогда она сочинила себе игру — изображать борца с умом. Как выглядят борцы сумо? Пузатые, лоснящиеся от жира мужики с раскосыми глазами и в набедренных повязках. Филипповна сделала из подушки живот, из махрового полотенца повязку, в уголках глаз лейкопластырь прилепила, а тело натерла сливочным маслом до блеска. Надула воздушный шарик с надписью «Ум» и, сжимая его в объятиях, начала с кряхтением и воплями кататься по полу, пока тот не лопнул.
Торжествующая спортсменка уложила лохмотья шара «на лопатки», а затем, аккуратно приспособив их на атласную ленту, повесила себе на шею. Само собой, от тягостных мыслей не осталось и следа, она вошла в состояние волшебницы. Муж был спасен, врачи не верили своим глазам и водили студентов-медиков на экскурсию к выздоравливающему, демонстрируя уникальный случай в истории кардиоцентра.
Филипповна проявила несгибаемое намерение. В моей вселенной намерение — основная сила, которая движет миром. Все, что делают люди — это игры с намерением.
Кстати, мы уже приехали, потопали на выход.
Выходя из автобуса, Тараканов нашел на полу еще одну монету, двухфунтовик, и предложил объяснение:
— Для многих лондонцев деньги — всего лишь железки и бумажки, при помощи которых можно получать удовольствие. Поэтому в Лондоне денег больше, чем где бы то ни было.
К тому времени стемнело, и Вовка с Тимкой оказались на залитой разноцветными огнями оживленной площади, на которой сходились шесть улочек.
— Это знаменитая «Piccadilly circus», — сообщил Тим.
Ошалевший от мелькания проносящихся пестрых легковушек и автобусов, от броско одетой публики, от сияния фонарей и неоновой рекламы, от гудков машин и громыхающей музыки, Тараканов растерянно крутил головой. В центре площади, на граненом постаменте высилась статуя Эроса — крылатого юноши с венком на голове и с луком в руке, замершего в стремительном порыве.
На углу улиц «Regent street» и «Piccadilly», на площадке, огороженной чугунной решеткой с золотистыми набалдашниками, шло представление уличных артистов. Сначала публику веселили бесшабашные клоуны, потом появились жонглеры и под музыку «кантри» устроили огненную феерию, ловко перебрасываясь горящими факелами.
Внимание Вовки привлек самозабвенно потягивающий пивко колоритный тип с округлым животиком и рыжей щетиной на щеках, одетый в пожелтевшую футболку, шорты, шлепанцы и вязаную зимнюю шапку-пирожок.
— Хорош! — не удержался от восклицания Вовка.
Перейдя площадь, собеседники двинулись дальше. Слева возвышалась подсвеченная синим неоном зеркальная громада игрового комплекса «Trocadero». По словам Тимки, это целая страна игровых автоматов, аттракционов, боулинга, игрушек «Sega» и прочих развлечений. На мостовой паренек наигрывал на волынке, украшенной алыми кистями, лирическую шотландскую мелодию.
Тараканову очень понравилась подсветка тротуаров — на одной поверхности с каменными плитами тянулись длинные ряды стеклянных квадратиков, освещенных изнутри. Мягкий свет, идущий словно из недр земли, зачаровывал.
По дороге Вовкин улов пополнился еще одной десятифунтовой бумажкой, обнаруженной возле урны, а Тимка нашел двадцатку прямо на мостовой, возле мексиканской кафешки. Деньги, действительно, лежали под ногами.
Раззадорившись, Тараканов придумал по аналогии со стратегией собирания грибов, растущих грядами, осматривать пространство вокруг найденной денежки. Карман его потяжелел от металлических денег.