Фейерверки смерти
Шрифт:
— Судя по всему, Володя, в своей жизни вы занимались не только изучением биографии Льва Николаевича Толстого.
Свиридов, который всегда говорил, что ему нужно работать клоуном на арене цирка, очень правдиво сыграл непонимание.
— А что такое?
— Да ладно вам скромничать, Володя, — сказала девушка и внезапно рассмеялась, а потом сквозь смех добавила:
— Лучше бы проявили эту похвальную скромность в магазине.
— Надо вам сказать, что я и так был предельно скромен, — ответил Владимир, продолжая перекладывать в сумку извлеченную из-под одежды экспроприированную
В сумке вскоре очутились всевозможные мыслимые и немыслимые мясные изделия, а также сыр, алкогольные напитки, фрукты и молочные продукты — это, вероятно, для утренней опохмелки, потому как, скажем, кефир идет не хуже рассола или пива.
Когда все это добро переместилось в сумку, она распухла до размеров почти что тихоновского баула и уж заведомо превосходила по объему вторую сумку Алексея.
— Копперфильд, е-мое, — наконец обрел дар речи Тихонов. — Это как же так?
— Кризис, знаете ли, — произнес Владимир, поймав на себе определенно одобрительный взгляд девушки, в глубине которого таилось восхищение. — Да и надо же в кои-то веки дать выход врожденной клептомании. Это у нас наследственное, если не ошибаюсь, Илюха тоже время от времени повторяет мои, как ты выразился, копперфильдовские штучки, когда кончаются деньги. К тому же я не думаю, что господин Берг сильно обеднеет от нанесенного его супермаркету убытка. Надо же чем-то кормить первичную ячейку общества.
— Это что еще за терминология?
— Первичная ячейка общества — это в переводе с марксистско-ленинского на русский будет семья. Правда, Илюха сейчас валяется в больнице, так что в эту первичную ячейку вхожу я, моя персона и я сам.
Манекенщица приоткрыла губы, собираясь что-то сказать, но промолчала и только, скользнув насмешливым взглядом по нелепо ворочающему выпученными глазами Тихонову, еле заметно улыбнулась…
Глава 2 ЖЕРТВА КЛЕПТОМАНИИ И АБОРТА
Явление Свиридова народу, представленному, как мы помним, обезьяной Наполеоном, котом Тимом и попугаем Брателло, а также Афанасием Сергеевичем Фокиным, вызвало бурное одобрение последнего.
— Видно, низкие цены в этом "Айсберге", если за несколько рублей тебе впарили такой питательный… м-м-м… — Фокин замялся, вероятно, подбирая подходящее слово, но в это время более прагматично оценивший момент Наполеон, не растрачивая себя на словоизлияния, подскочил к сумке, принесенной Свиридовым, и с силой потянул на себя.
Та опрокинулась, и апельсины, мандарины, колбасы, бутылки покатились по полу.
Фокин головокружительно выругался и принялся подбирать продукты, а Свиридов опустился на диван и, взяв за ухо нашкодившего тезку великого французского императора, дернул два раза, приговаривая:
— Не лезь поперед батьки в пекло, жертва эволюции… сколько раз я тебе говорил…
— Вор у вора дубинку украл, — бормотал Фокин, собирая рассыпавшиеся товары от "Айсберга".
— В роли дубинки выступает, конечно, вся эта продукция, — невозмутимо откомментировал Владимир.
— Тут тебе звонили, — проговорил Фокин. — Какой-то мужик с дрожащим голосом.
Говорил, что он от Маркова.
— От кого?
— От Маркова, — повторил отец Велимир.
— Что ему нужно?
— Он хотел лично встретиться с тобой.
— Марков?
— Нет, мужик, который говорил, что он от него.
Свиридов взял яблоко — из числа позаимствованных в супермаркете — и с хрустом откусил. Медленно разжевал, проглотил и только после этого произнес:
— А Марков забыл, что все это нужно согласовывать со мной. Или он подумал, что если я не работаю уже два месяца и промышляю такими мелкоуголовными продуктовыми экзерсисами, как сегодняшний клептошопинг, то встал на один уровень с его шавками?
В металлическом голосе Владимира определенно звучало неодобрение.
— Да ладно тебе, Володька, — махнул рукой Афанасий. — Что он такого сделал? Ты же, кажется, сам говорил, что несколько "тонн" баксов тебе не помешают. А то и побольше…
— Кажется, ты забываешь, пресвятой отец, что я не старьевщик и не секретарша на дому, чтобы вот так запросто располагать моим временем и планами. Может, в них входит это безденежье. Не ему, Маркову, решать. Хоть он и авторитет.
Неожиданно в дверь позвонили.
— Это еще что такое? — проговорил Владимир. — Уж не этот ли тип явился пообщаться… от Маркова?
— Посмотри, — отозвался Афанасий, рассматривая бутылку водки из числа принесенных Свиридовым.
Свиридов извлек из тумбочки пистолет "ТТ" и с угрожающим видом снял его с предохранителя — Фокин с любопытством наблюдал за его манипуляциями, а потом решительным шагом направился к входной двери и, щелкнув замком, резким движением распахнул ее.
В коридоре, нелепо озираясь по сторонам и поворачивая при этом голову едва ли не на триста шестьдесят градусов, стоял тот, кого при беглом осмотре сложно было бы отнести к потенциальным клиентам. Особенно если учесть специфичность и дороговизну услуг, предоставляемых Владимиром Свиридовым.
Человек этот был не в состоянии не то чтобы оплатить эти услуги (если бы Владимир еще согласился отработать заказ), но даже обеспечить себя мало-мальски приличной одеждой.
Щуплое тельце незваного гостя облекала уныло-серенькая курточка из совершенно непонятной ткани — эдакая помесь брезента с холстом, — которую Владимир не видел уже со времен почившего в бозе Советского Союза.
Обычно в таких курточках стояли в бесконечной очереди в винно-водочный магазин совковые алкаши из серии "мои друзья хоть не в болонии, зато не тащут из семьи, а гадость пьют из экономии, хоть поутру, да на свои".
Серенькие малопрезентабельные брючки уныло пузырились на коленях мужика, и вообще визитер до крайности напоминал собой затрапезную ипостась Юрия Никулина в фильме "Кавказская пленница".
Разве что нос был не такой красный.
И внешностью мужичок, откровенно говоря, не вышел. Низкорослый, едва ли достающий даже до плеча рослому и статному Владимиру, весь какой-то бесформенный, с маловыразительным физиомордием неотесанного деревенского лапотника, которого неизвестно каким ветром угораздило занести в город. Этакий трактористсамоучка.