Фейрум
Шрифт:
Она понимающе кивнула.
– Можно послушать?
– Пока сыро. Совсем. – Он качнул головой. – Но не переживай, ты услышишь первой. Быть может, к осени выберемся в «Легенду».
Бар «Легенда» на Речном проспекте был местом, где раньше собиралась группа. Уютное место с фонарями-светильниками и постерами рок-идолов восьмидесятых на стенах. Липа всякий раз испытывала восторг и чувство вины, оказываясь там среди взрослых фанатов, без ведома мамы.
– На концерт?
– Ну-ну, не гони коней.
Липа взяла его за руку и легонько сжала.
– У тебя
Вит улыбнулся скупо, но благодарно.
– Прогуляться не хочешь?
– Хочу!
– Тогда угадай, в какой руке. – Он спрятал кулаки за спиной. В вазочке на столе лежала горсть леденцов со вкусом барбариса. Липа в них души не чаяла, когда была маленькой.
– А если не угадаю?
– Будешь мыть посуду. А потом пойдём.
– Куда?
– К дедушке. Вы с ним давно не виделись.
Липа кивнула. Целых шесть лет.
• •
Они шагали вдоль берега, по заросшей узкой тропке, которая ожерельем обхватывала остров. Солнце стояло высоко, из-за мутной дымки почти не видное. Здесь, вблизи от моря, ясная погода не задерживалась дольше пары дней. Липа любила это сочетание – серого с изумрудным. Весь остров был покрыт зеленью – от мягкой и сочной июньской травы до бурого мха на шершавых камнях и крошечного соснового семейства.
Глядящие в небо стволы остались позади, когда они с Витом вышли к западному берегу. Склон был усыпан галькой; лишь у самой воды камешки сменялись песком. В тени холма высился памятник. Низко, почти касаясь белого гранита, склонилась над ним черёмуха.
«Здравствуй, деда», – Липа приблизилась к могиле. Оградки не было. Как и столика, за которым принято поминать ушедшего. Только узкая скамья, на которую она опустилась первой. Вит молча сел рядом. Каждый говорил про себя, и оба это знали.
«Слова – всё равно что дым». Любимая присказка деда Анатоля.
Глядя на эмалированное фото с двумя гвоздиками по бокам, Липа боялась, что снова расплачется, но нет – глаза оставались сухими, а пустота продолжала наполняться спокойствием. Тихим ветром и запахом черёмухи. Дед любил это место всей душой, и Липа знала: он бы не променял остров ни на что другое.
Они долго просидели так, прислонившись друг к другу плечами, а когда уходили, Липа оставила на скамье конфету. Ярко-алый леденец со вкусом барбариса.
• •
На обратном пути Липа впервые прошла через сад. Вчера она добежала только до бани, да и то в сумерках; сегодня же, минуя низкий частокол и палисадник с ирисами, она оказалась в вишнёвом раю. Запоздалые лепестки сыпались на плечи, пока она бродила по дорожке, слушая Вита краем уха. Он что-то твердил об удобрениях и прочих штуках, в которых Липа не смыслила, пока наконец не затих, а через минуту подавился ругательством.
– Ты чего? – Она вынырнула из-под крон и взглянула на дядю с удивлением. – Случилось что?
– Шайба слетела, – бросил Вит сквозь зубы.
Злой и ошарашенный, он стоял у колодца, держа в руках вороток,
Липа нахмурилась:
– Сможешь починить?
– Наверное. Только принеси инструменты. Знаешь, где?
– В сенях?
– На антресоли справа, увидишь ящик, он не тяжёлый. И стакан воды захвати!
– Хорошо! – крикнула Липа уже на бегу.
«Воронка в колодце…»
Настойчивая мысль возвращала Липу к словам Игнаса. Замерев у крыльца, она впервые обратила внимание на пятачок выжженной земли и почерневший одуванчик, на который вчера выплеснула воду с мерцающей маслянистой жижей.
• •
В сенях царили тень и прохлада. Подставив табурет, Липа забралась на него и нащупала заветный ящик. Потянула за ручку и вздрогнула: из кухни раздался металлический звук. Половица скрипнула: на пороге вырос Игнас. При свете дня он выглядел иначе, и не сказать, что хорошо. Лицо осунулось, на куртке появились грязные пятна. Интересно, где он спал этой ночью? Да и спал ли вообще…
– Вы почему тут опять? – шикнула Липа, покачнувшись на табурете. Боялась, что Вит услышит, если она повысит голос.
– Не могу уйти, пока воронка открыта.
– Так это вы сломали ворот? – Теперь, когда она не лежала в кровати, а возвышалась над ним на целую голову, Липа могла дать отпор. – Знаете, как это называется? Вторжение в частную собственность! И порча имущества. Гуляете тут, как у себя дома, и думаете, вам ничего не будет?
– Я могу заплатить, – он потянулся к карманам, – за хлеб. Вряд ли твой дядя заметит. Давно не ел настоящего, у нас в ходу синтетический. Вот, смотри, у меня тут… – он высыпал на ладонь горстку монет, незнакомых Липе, какие-то мелкие детали и крошечную отвертку, – ничего полезного. Прости, Филиппина.
Липа чуть не выронила инструменты. Она смотрела на Игнаса, как если бы в кухне стоял пришелец. Неведомое существо с другого конца галактики, которое потерялось и теперь страдало от голода и одиночества вдали от дома.
Может, в какой-то степени так и было.
Она не имела ни малейшего представления, что ответить и как поступить. Позвать Вита? Рассказать ему всё?
– Лип! – её окрикнули со двора.
Липа вскинула руку, чувствуя, как ножка табурета едет в сторону. Пальцы сжались рефлекторно, ухватившись за полку; под ногами образовалась пустота. Плечо болезненно хрустнуло. Ящик с грохотом полетел на пол. Ещё секунда, и…
– Держу! – Игнас схватил её под мышки и поставил на пол. – Цела?
Она кивнула. Плечо ныло, но это ничего, пройдёт. А вот табурет являл собой жалкое зрелище.
– Липа! Тебя только за смертью посылать! Нашла, нет? – голос Вита приближался, и Липа, не раздумывая, махнула Игнасу рукой:
– Наверх! Быстро!
Сама же бросилась собирать разлетевшиеся по полу гвозди и мотки проволоки, за чем дядя её застал.
– Ну и дела…
– Прости, пожалуйста, я не хотела.