Фиалка
Шрифт:
— О да, знаю, — ответил Габриэль мрачно. — Я дурак! Я же знал, что она не откажется от этой своей затеи с Пенхэлланом!
Он повернулся на каблуках и заревел голосом, способным сдвинуть с места горы:
— Немедленно оседлать моего коня!
— Но где же она? — с трепетом спросила Хосефа.
— Поехала искать на свою шею неприятностей, — ответил Габриэль тихо, глаза его смотрели в одну точку. — Одна. А там эти грязные свиньи… Поспеши-ка, парень! — рявкнул он на грума, пытавшегося сладить с подпругой его лошади, и в нетерпении оттолкнул его в сторону:
— Я сам этим займусь.
Его большие руки оказались
Лошадь легко преодолевала высокие изгороди, отделявшие одну проселочную дорогу от другой, чувствуя волю своего седока и его нетерпение. Габриэль низко сидел в седле, в нем бушевала ярость на Тэмсин, что она обманула его, затем гнев сменился ужасом. Она не вернулась в назначенное время, значит, с ней что-то случилось. Она была умницей и хорошим бойцом и, как правило, не совершала ошибок, но это дело было совсем другого рода — вопрос эмоций. Сложность ситуации усугублялась еще и тем, что она не хотела посвящать полковника в свои тайны, поэтому и действовала в спешке. Хотя Габриэль надеялся, что при этом она сохраняла трезвость ума. Одна маленькая ошибка, один только раз проявленная беспечность — и все! Трое Пенхэлланов легко могли уничтожить одну женщину.
Его лошадь обогнула угол, резко отшатнулась от изгороди, потому что чуть не столкнулась с мощным вороным, который появился, казалось, неизвестно откуда.
Габриэль натянул поводья, удерживая своего коня:
— Мадре де Диос, полковник, откуда вы взялись? Джулиан не ответил. Выражение лица Габриэля вызвало у него дрожь, мурашки поползли вдоль хребта.
— Куда вы, черт возьми, так стремительно несетесь, Габриэль? Где Тэмсин?
У Габриэля не оставалось времени подумать, стоит ли открывать тайну Тэмсин этому человеку. Ему бы пригодилась еще одна пара рук, а руки полковника были именно такими, какие бы он выбрал, если б ему позволили выбирать.
— Ланджеррик — это ответ на оба ваши вопроса, полковник, и лучше бы вам присоединиться ко мне. Не знаю, что мы там найдем.
— Боже милосердный, я так и думал! Джулиан почувствовал, как на лбу его выступила испарина, а живот свело от страшного предчувствия:
— Она узнала, что семья Сесили — Пенхэлланы!
— Она всегда это знала, — резко ответил Габриэль, снова пуская свою лошадь в галоп.
Страшное предчувствие все росло, как огромный и жесткий ком в груди, и стало совсем невыносимым, когда он повернул Сульта на узкую дорогу и поравнялся с Габриэлем:
— Что вы хотите этим сказать? Теперь они ехали бок о бок.
— С каких пор она это знает?
— Да она всегда знала, что Пенхэлланы — ее родня.
Джулиан погрузился в молчание, и в его крови отдавался только ритмичный стук копыт Сульта по разбитой проселочной дороге. Почему он этому не удивился?
— Так она знала об этом еще до того, как мы покинули Испанию?
Хотя картина в его мозгу приобретала ужасающую ясность, ему все-таки требовалось подтверждение.
— Угу. Она решила отомстить за то, что сотворили с ее матерью.
— Как отомстить? — спросил Джулиан тупо, хотя все части шарады легли на свои места: и подлинные размеры ее обмана и предательства, и как она использовала его, Джулиана, — все теперь вырисовывалось с особой четкостью. А также высшая степень его легковерия. Так отчаянно поверить в ее изначальную честность, в невинность ее цели, в необходимость искать его защиты и покровительства и убежища под его кровом! Но какая уж тут честность, в ней говорил только холодный расчет, с этой же целью она и соблазняла его, и бесконечно лгала, лгала… С того самого момента, как она увидела его, все между ними было — ложь.
— Она собиралась публично опозорить Седрика за то, как он поступил с ее матерью, хотела обличить его перед всем светом. Но потом она передумала, решила, что не сможет сделать так, чтобы скрыть от вас. И потому, как я догадываюсь, отправилась всего лишь получить алмазы Пенхэлланов. Месть, гораздо более простая… и девчушка должна их получить, потому что они по праву принадлежали ее матери, и потому теперь — ее.
Габриэль покачал головой.
— Ей не нужны алмазы, конечно, но у нее слишком сильно развито чувство справедливости… всегда было развито..
— И сильно развитое чувство справедливости может быть оправданием кражи?
— Ох, малый, да она вовсе не собирается их красть. Она убедит Пенхэллана отдать их ей. У нее есть кое-какие тайные бумаги против него, сильное оружие.
— А, понятно. Шантаж, — сказал Сент-Саймон все тем же невыразительным тоном.
— В известном смысле, да. Но она считает, что продолжает дело Барона.
— Какой замечательный родительский пример! — промолвил Джулиан с горьким сарказмом. — Так вы хотите сказать, что она отправилась в Ланджеррик шантажировать Седрика Пенхэллана и отбирать у него семейные бриллианты? И она полагает, что Седрик просто отдаст их ей по первому требованию?
Он презрительно рассмеялся.
Губы Габриэля сжались.
— Этот человек способен на убийство, и она знает об этом. Она готова ко всему. Но, конечно, ей не следовало ехать туда одной.
Дыхание с трудом вырывалось из его груди, оно было тяжелым и хриплым.
— Если эти подонки, если эти гаденыши там, то она там окажется одна против троих. Однажды они уже поймали ее. Боже мой, вы ведь понимаете, на что они способны! Вы знаете, что они могут с ней сделать?
Так она уже и с ними пообщалась. Было ли хоть что-нибудь, чего она не знала? С тех самых пор, как они встретились, были ли минуты, чтобы она не интриговала, не строила планов и не использовала его? В Лондоне, "когда она лежала в его объятиях, пленяя его своей любовной игрой, ее движения были нежными и сладострастными, а глаза сияли мягким блеском, и сила ее страсти… и все-таки каждую минуту она преследовала свои хитроумные разбойничьи цели и продолжала свое лживое лицедейство. А он-то поверил в правдивость ее чувств! Бог ему в помощь, он ведь уже с трудом мог справиться со своими собственными!
Собиралась ли она бросить его, как только добьется успеха в своем шантаже? Нет, конечно, нет. Он был ей нужен, чтобы вернуться с его помощью в Испанию. Он был ей нужен, чтобы, будучи слепым глупцом и простофилей, помочь перевезти их всех. Он ей был необходим, потому что она могла безопасно путешествовать с таким эскортом в качестве гостьи Британской армии. А когда она наконец окажется дома… Тогда она, должно быть, собиралась его оставить. Зачем он ей нужен? Намеревалась ли она скрыться тайно, ночью, как воришка, изолгавшийся воришка, кем она, собственно, и была? Удрать не простившись и ничего не объясняя?