Фиалка
Шрифт:
— Понимаешь?
Голос его казался спокойным, но ярость, как обнаженное лезвие, сверкала в его ярко-голубых глазах, змеилась меж плотно сжатых губ, превратившихся в жесткую прямую линию.
— У англичан свои причины оставаться на полуострове, — ответила она, не отводя взгляда. — Англии не выжить, если Наполеон удержит Испанию и Португалию. Он закроет их порты для торговли с англичанами, и вы все умрете с голоду.
Оба они знали, что она говорила правду. Наступило молчание. Он все еще держал ее за подбородок, приблизив к ее лицу свое так, что она чувствовала тепло его кожи. Она глядела не отрываясь, его лицо вырастало
Джулиан впервые так пристально разглядывал девушку, впервые изучал ее, и тем временем порыв его праведного гнева испарялся — она была права. Бледно-золотые волосы, похожие на шелковистую пшеницу, образовали нечто вроде шапочки вокруг ее маленькой головки, на лоб падала неровно обрезанная челка. Миндалевидные, опушенные густыми ресницами глаза казались темно-лиловыми под изогнутыми светлыми бровями. Какое необычное лицо…
— Боже милостивый, а ведь сравнение с фиалкой не случайно, — произнес он медленно в полной напряжения тишине. — Хотя это, наверное, какой-то новый сорт — с шипами.
Его пальцы сильнее сжали ее подбородок, и его рот оказался так близко от ее губ, что Тэмсин чувствовала теплое дыхание, и от этого казалось, что только они двое существуют в этом времени и пространстве. Когда их губы встретились, у обоих возникло ощущение неизбежности.
Теплая, пахнущая мускусом темнота отгородила ее от прочего мира, а здесь остался лишь запах смоченной дождем кожи, жесткость его щетины на ее щеке и большие нежные губы.
Но вдруг все пропало, тишина разлетелась вдребезги, Тэмсин резко отдернула голову и ударила его по щеке.
— Бастардо! — Ее голос дрогнул. — Негодяй! — Она выплюнула эти слова ему прямо в лицо. — Вы насилуете своих пленниц, английский полковник? А я-то думала, что таким манером развлекаются только ваши пехотинцы. Но полагаю, они берут пример с офицеров.
Сила ее ярости и ненависти на секунду ошеломила Джулиана. Он не отвел взгляда, а его рука невольно взметнулась к щеке. Потом внезапно он схватил ее лицо обеими руками и снова прижался ртом к ее рту, на этот раз со свирепой силой, не жалея ее губ и раня их, прижимая ее голову к стене.
Когда он отпустил ее, Тэмсин не двинулась, лицо ее выделялось в темноте бледным пятном, глаза казались темными озерами.
— Теперь ты не будешь путать поцелуй по взаимному желанию с насилием, — заявил он прежним жестким тоном, его гнев теперь был направлен скорей на самого себя, чем на девушку. Сент-Саймон не мог понять, что на него нашло. Он поставил себе за правило никогда не знаться с женщинами, принимавшими участие в этой войне.
— Ты снова меня обидела, mi muchacha [5] , и я не отвечаю за последствия.
5
моя девочка (исп.).
По ее телу пробежала дрожь, но она не сдвинулась с места и не сказала ни слова. Джулиан глядел на нее сверху вниз и теперь заметил голубые тени усталости у нее под глазами, тонкую, как бумага, кожу и тонкие линии осунувшегося лица. Два дня она была пленницей французов. Когда она в последний раз ела, когда пила?
Она напомнила ему привядший цветок.
«Боже милостивый! Я пал жертвой припадка сентиментальной фантазии!» — подумал он с отвращением, но все же повернулся к огню и наполнил кружку чаем:
— Вот!
Все еще не говоря ни слова, она потянулась к чаю, и он заметил, как дрожат ее пальцы. Она обхватила двумя руками горячую кружку и поднесла ее к губам. Когда теплая жидкость пролилась в горло, Тэмсин почувствовала себя на седьмом небе. Джулиан разломил хлеб, положил на краюшку два толстых ломтя холодной баранины и протянул ей. Потом повернулся к огню, чтобы не смущать ее и дать поесть в относительном уединении, забыв о веревке, все еще привязанной к его поясу.
Потирая руки, стараясь согреть их над слабым огнем, он вдруг понял, что дождь кончился. После семи дней непрерывной барабанной дроби, к которой он уже успел привыкнуть, Джулиан заметил, что все смолкло и наступила долгожданная тишина. Он взглянул на небо, видневшееся через проломленную крышу. Сквозь облака уже проглядывало тусклое туманное свечение. Хорошая погода должна была ускорить земляные работы и приблизить осаду Бадахоса. Осада города была делом адовым и неблагодарным и оставляла в сердцах людей смуту и разочарование. Они будут рады, когда наконец с осадой будет покончено.
Сент-Саймон взглянул через плечо на девушку. Она поставила пустую чашку на пол у ног и сидела, уютно завернувшись в огромный плащ, глаза ее были закрыты.
Для «фиалки с шипами» она казалась удивительно уязвимой и хрупкой. Но на всякий случай лорд Сент-Саймон решил бодрствовать до самого утра.
Глава 2
Через два часа Тэмсин проснулась. Как всегда, переход ото сна к бодрствованию не занял много времени. Сознание было ясным, тело отдохнувшим, воспоминания о событиях, которые привели ее сюда, отчетливыми. Вот разве что… Она не могла понять, что было причиной того, первого, поцелуя. В этом не было смысла. Они были ей отвратительны, она всегда презирала всех мужчин в военной форме, и все же этого она поцеловала. Поцеловала человека, который без всякого основания держал ее пленницей в этой грязи. Она его поцеловала и ей это доставило удовольствие. Ну как это можно понять? И, не понимая, она набросилась на него с бурными и несправедливыми упреками, которые, она знала, вызовут ответную реакцию с его стороны.
Тэмсин открыла глаза и посмотрела на англичанина. Он сидел у огня, накинув на плечи лошадиную попону. Огонь все еще горел, а это означало, что он давно не спит.
Не спуская глаз с его согнутой спины и стараясь не спугнуть его дремоты, она сжала руки под тяжелыми складками морского плаща. Руки скользнули вниз и нащупали веревку, завязанную узлом на щиколотке. Она подумала, что если развязать веревку и не двигаться, то ее тюремщик ничего не заметит.
— Даже и не думай об этом.
Его голос был холодным и жестким, англичанин поднял голову, глаза его смотрели зорко и ярко выделялись в рассветной полумгле.
«Если он и спал, то сон у него, как у кошки», — мрачно размышляла Тэмсин. Она притворилась, что не поняла, о чем он говорит.
— Мне надо выйти, — сказала она, непринужденно зевая и потягиваясь, и кисло добавила:
— Полагаю, мне это дозволено.
— Возражений нет, — ответил полковник вежливо, поднимаясь на ноги. Встала и она, он дернул за веревку, поторапливая.