Фиалковое зелье
Шрифт:
– Je vous salue, messieurs [4] , – сказал посланник, дернув левым краешком губ, что, очевидно, должно было означать улыбку. – J’esp`ere que vous avez fait un bon voyage [5] .
Гиацинтов на том же изысканном французском заверил его, что путешествие было таким чудесным, что лучше не придумаешь.
– А! Magnifique, magnifique [6] , – с явным облегчением промолвил посланник.
После чего Владимир Сергеевич вручил ему письма и объяснил цель
4
Приветствую вас, господа (франц.).
5
Надеюсь, ваше путешествие прошло благополучно (франц.).
6
Прекрасно, прекрасно (франц.).
– Да-да, я уже знаю об этом, – произнес посланник в ответ.
Показалось ли Гиацинтову или при этих словах в лице графа Адлерберга и впрямь промелькнуло нечто похожее на недовольство?
– Ваше начальство в Петербурге дало вам очень лестную характеристику, – продолжал посланник. – Надеюсь, что вы отыщете этого Жаровкина, потому что мне самому его исчезновение очень, очень не по душе.
И он дернул правым краешком губ.
– Значит, Жаровкин до сих пор не объявился? – уточнил Гиацинтов.
Посланник покачал головой.
– Нет. И меня это весьма беспокоит.
– Могу ли я задать вашему превосходительству несколько вопросов? – быстро спросил Владимир.
– Ну разумеется, сударь, – после крохотной паузы ответил граф, на этот раз даже не пытаясь симулировать улыбку.
– Относительно Жаровкина, – пояснил Владимир, не сводя с графа пристального взора. – Во-первых, как его полностью звали?
Адлерберг немного оживился.
– Минуточку, здесь у меня записано все по этому делу… – Он сел за стол, выдвинул один из ящиков и выудил из него маленький листок. – Да… Жаровкин Сергей Алексеевич, тридцати двух лет от роду, холост, вероисповедания православного. Приметы: рост средний, волосы темные, глаза карие; особая примета – последний сустав мизинца на левой руке отсутствует.
– Вы уже обращались с этим описанием в полицию? – осведомился Гиацинтов.
– Нам пришлось. – Граф слегка поморщился, произнося эти слова.
– И они так ничего и не обнаружили?
– Ничего.
– Теперь, – сказал Владимир, – нам бы хотелось узнать поточнее обстоятельства его исчезновения.
– Пожалуйста. – Иван Леопольдович взглянул на листок. – Двадцатого апреля сего года письмоводитель Жаровкин вышел в город незадолго до обеда, но к вечеру не вернулся. На следующее утро он также не появился в посольстве. Когда прошло уже три дня, а его все не было, мы начали беспокоиться. Я знаком с венским начальником полиции и попросил его негласно навести справки. Может быть, у Жаровкина были какие-нибудь неприятности, или он, к примеру, упал в реку и утонул… Однако среди утопленников его не обнаружили, и поиски в венских злачных местах тоже ничего не дали. После этого я был вынужден рапортовать о случившемся в Петербург.
Офицеры переглянулись. Стало быть, с момента исчезновения Жаровкина прошло ни много ни мало полтора месяца. А между тем всякому известно, что пропавшую жену и пропавшего человека следует начинать искать сразу же после исчезновения, и чем скорее, тем лучше.
–
Его превосходительство снисходительно улыбнулся, и уже по этой улыбке Балабуха понял, что его товарищ совершил непростительный промах, задав столь бестактный вопрос.
– Боюсь, господа, что я не настолько часто сталкивался с ним, чтобы иметь о нем какое-либо определенное суждение. – Посланник немного помедлил. – С работой своей Жаровкин справлялся хорошо, и нареканий к нему у меня не было.
Чертов немецкий сухарь, мелькнуло в голове у Балабухи.
– А как давно он работал в посольстве?
– Полтора месяца… нет, два. Он прибыл на место в конце февраля. Прежний письмоводитель вышел в отставку, и из Петербурга на смену ему прислали Жаровкина.
Значит, человек работал в посольстве всего несколько недель и бесследно исчез. Это тоже было чрезвычайно странно.
– У вас еще есть ко мне какие-либо вопросы, господа? – осведомился посланник.
– Нет, ваше превосходительство, – с поклоном отвечал Владимир. – Для начала мы бы желали осмотреть комнату, которую занимал Жаровкин, и, если возможно, побеседовать с его сослуживцами. Вдруг кто-нибудь из них вспомнит что-то полезное.
– Действуйте, как сочтете нужным, – сказал посланник и позвонил в колокольчик. Вошел секретарь. – Николай Богданович! Будьте любезны, проводите господ в комнату Жаровкина и возвращайтесь. Мы должны с вами закончить тот документ.
– Слушаюсь, ваше превосходительство, – отвечал секретарь, кланяясь.
Берг показал офицерам комнату, которую занимал Жаровкин. Ничего особенного – кровать, рукомойник, стопка чистых листов бумаги, чернильница, маленький кургузый шкапчик, простые часы, камин и колченогий стол. Часы давно никто не заводил, и они стояли.
На вопросы, которые ему задавал Владимир, Берг отвечал примерно то же, что и посланник. Жаровкин производил хорошее впечатление, работой не манкировал, был аккуратен, трудолюбив и усерден. Много ли он пил? Да нет, кажется, не пил вовсе. Был ли неравнодушен к слабому полу? Возможно. Вообще он был довольно открытый, приветливый человек, а такие дамам нравятся. Имелись ли у него друзья? Кажется, он был накоротке со вторым письмоводителем Чечевицыным, а пару раз Берг видел его вместе с Дорогиным, служащим посольства.
– Ну, а как насчет денег? Деньги у письмоводителя водились?
Берг немного подумал, прежде чем ответить:
– Вероятно, в финансах исчезнувший письмоводитель все-таки не был стеснен.
– Почему вы так решили?
Берг улыбнулся. Дело в том, что служащие посольства получают не так уж много денег. Нет, он не жалуется, просто констатирует факты. Время от времени чиновники перехватывают друг у друга мелочь до получки. Так вот: Жаровкин никогда ни у кого не занимал.
– Простите, господа, но граф ждет меня. Если у вас более нет вопросов…
Однако Гиацинтов удержал его.
– Только один вопрос, самый последний. Всем известно, что в посольствах попадаются, гм, самые разные документы. Так вот, не имел ли Жаровкин доступа к… словом, к таким бумагам, которые могли бы… могли бы представлять интерес для иностранных держав?
Секретарь кивнул, тем самым показывая, что понимает сущность вопроса. Да, Сергей Алексеевич имел доступ к таким бумагам. Точно так же как и сам Берг, и Чечевицын, и некоторые другие посольские служащие.