Фиалок в Ницце больше нет
Шрифт:
Ну да, после смерти родителей она все равно никуда уже больше не выходила, а новых подруг в Репинке пока что не завела: весть о том, что ее дедушка – академик, быстро распространилась среди сокурсников, и все были уверены, что взяли ее по блату, хотя какой блат мог быть у академика-геоморфолога из ЛГУ в Репинке?
Выходило, что с августа прошлого года изменилась не только жизнь ее семьи, но и история целой страны – а также гастрономическая карта города, о
В «Ване Гоге» было шумно, тесно, просто невероятно вкусно – и так круто. Вокруг говорили не только по-русски, но и на американском английском с жутким калифорнийским прононсом, и на аффектированном парижском французском, и даже на андалусийском испанском.
– Ого, сколько же языков вы знаете? – спросил с явным восхищением Федор и уныло добавил: – У меня в школе был английский, в университете тоже, но я ничего не понимаю из того, что этот тип лопочет.
Он покосился на сидевшего чуть поодаль от них громогласного рыжеволосого американца.
– А давайте на «ты»! – предложила Саша, желая сгладить неловкость.
– Ну, тогда давай! – усмехнулся Федор. – И все же, на скольких языках ты еще говоришь?
Саша вздохнула: ну, понимала она на четырех, кроме русского, могла говорить, причем, кажется, неплохо, и что с того?
Вероятно, для внучки академика ничего, а вот для обитателя коммунальной квартиры…
– Ах, ну так уж получилось…
– Гм, – сказал без тени укора Федор, – жаль, что у меня не получилось.
Саша снова вздохнула и объяснила:
– Ну, так вышло, что дедушка у меня из семьи, в которой до революции водились деньги.
То, что бабка дедушки, та самая, запечатленная Репиным, была отпрыском миллионщика-старовера, сколотившего состояние на торговле дегтем, а ее дочку и единственную наследницу увековечил в начале века в Париже Пикассо, Саша упоминать не стала.
– Так что дедушка вырос с английским, немецким и французским практически как с родными, потому что у него было три няньки…
– Три! Черт побери, неплохо! А картины ему что, тоже от дореволюционных предков достались?
Федор на мгновение накрыл своей ладонью руку Саши, однако быстро убрал ее, а девушку словно током ударило.
Собравшись мыслями, она продолжила:
– Ну, кое-что в самом деле досталось, например портрет его бабки кисти Репина или его мамы еще девочкой…
Нет, если она еще выпалит, что ее прабабку написал Пикассо, то Федор явно сочтет ее или безудержной фантазеркой, или невероятным снобом – и вряд ли захочет снова видеться.
– Вот это круто! Твою прабабушку написал сам Репин? И это у вас тоже имеется?
Саша кивнула и добавила:
– Ну, все свои богатства семья дедушки после революции
Ладонь Федора снова легла поверх ее собственной, и на этот раз он и не думал ее убирать.
– Мне очень жаль. А твой дедушка любит искусство, ведь так?
Саша кивнула. Ну да, и, вероятно, это связано с гибелью в период репрессий его матери: коллекцию начала собирать еще она, но после ее ареста все, конечно же, исчезло. Однако дедушка, тогда молодой человек, приложил усилия, чтобы не только обрести потерянное, но с годами, через связи, друзей и посещения блошиных рынков, приобретать все новые и новые экземпляры для своей коллекции.
Которая, вероятно, была данью памяти его расстрелянной матери – и своего навсегда канувшего в Лету детства.
– Ну да, хотя он геоморфолог, то есть занимается процессами формирования Земли. Но коллекцию он собирает уже больше пятидесяти лет…
Потом они прогуливались: сначала там же, по Невскому, потом вдоль Невы, где долго сидели на парапете.
Саша рассказала Федору то, о чем никому не говорила. О гибели родителей на Памире. О том, что папа ее был талантливым ученым и наверняка обрел бы славу как у отца-академика, если бы не лавина. О своей маме со звучным именем Лаура, которая была дочкой каталонского коммуниста Ксави Монткада, бежавшего после прихода к власти в Испании Франко в СССР.
– Так ты еще и наполовину испанка! – изумился Федор, на что Саша с несколько театральной экспрессивностью произнесла:
– Дедушка по матери родом из Барселоны. А это Каталония, не Испания: Catalu~na, no Espa~na. Я не испанка, я каталонка!
И добавила:
– Ну, мама в большей степени была русской, нежели каталонкой, хотя именно она научила меня фразам и по-каталонски, и по-испански… А вот немецкому меня дедушка научить так и не сумел.
– Ты совсем на испанку не похожа! – заявил Федор, и девушка рассмеялась:
– Ну, не все испанцы выглядят как гранды на картинах Веласкеса или подобны Кармен. Каталония, повторюсь, не Испания, там много светловолосых и голубоглазых, а мой дедушка по маминой линии, оказавшись в СССР, женился на белоруске…
Федор в восхищении посмотрел на нее:
– Мне бы такую семью! Один дедушка академик, другой – коммунист из Испании, вернее, из Каталонии. Одна бабушка – прима-балерина Кировского театра, другая Любовь Орлову хорошо знала. Дома у тебя висят картины, которых и в Эрмитаже-то не найдешь…