Фиг ли нам, красивым дамам!
Шрифт:
Ты – как отзвук забытого гимна В моей чёрной и дикой судьбе.
Часть 1
– Дань, ты чего?
– Не понял?
– Ты чего так пялишься на эту тетку?
Данила улыбнулся невесте.
– Ни на кого я не пялюсь. Просто задумался.
– О чем?
– Да не о чем, а о ком.
– И о ком же? – кокетливо спросила Илона.
– О тебе, понятное дело! А ты что, ревнуешь?
– Еще как!
– А по-моему, она вовсе не тетка.
– А кто?
– Дама. Элегантная дама! В возрасте! – добавил он.
Илона улыбнулась.
– Ну то-то же!
Но Данила лукавил. Он глаз не мог оторвать от лица этой женщины. А про возраст сказал, просто чтобы двадцатидвухлетняя Илона успокоилась. Женщине было хорошо за тридцать. Смуглая кожа, огромные глаза, чувственный рот и устало-отрешенное выражение лица. Интересно, какого цвета у нее глаза? Наверное, зеленые. Отсюда не видно. И еще поразительной красоты руки с крупными кольцами. Она медленно пила кофе из большой чашки и лениво ковыряла ложечкой какой-то десерт. Ждет кого-то?
– Дань, я пойду на минутку…
– Иди, только недолго, а то я соскучусь.
Боже, какая женщина! Обручального кольца не видно. Она почувствовала его взгляд, подняла свои фантастические глаза, оказалось, синие, и едва заметно улыбнулась. Не ему, нет. Да я ей триста лет не нужен. А я бы за такую в огонь и в воду. Интересно, какие у нее волосы? На женщине была какая-то сложная повязка, с крупным узлом возле левого уха. Но вот она посмотрела на часы, достала телефон, набрала номер.
– Алло! Иосиф Маркович? Добрый день, это Ариадна.
От ее голоса у него занялось дыхание. Ее зовут Ариадна! Как ей идет это имя.
– Опять пялишься? – раздался веселый голосок Илоны.
О чем Ариадна говорила с Иосифом Марковичем, он уже не слышал.
– Данька, а ты будешь меня презирать, если я закажу мороженое?
– Да! Я оболью тебя презрением! Но чтобы ты не страдала от моего презрения, закажу себе тирамису!
– Данька, я тебя обожаю!
– Взаимно, девушка!
К Ариадне подошел официант, она расплатилась с ним и встала. Данила удивился, она оказалась среднего роста. А он думал – она высокая.
– Стильная штучка, – заметила Илона.
– Ты находишь?
– Да! Каблуки бы чуть повыше. Хотя в ее возрасте уже тяжеловато…
Волна глухого раздражения захлестнула Данилу. Но он сдержался.
Женщина ушла. Чувство невозвратимой потери сдавило сердце. Как мимолетное виденье, как гений чистой красоты…
Илона с удовольствием уписывала мороженое.
Я ее не люблю, отчетливо прозвучало в голове у Данилы. Он испугался этой мысли – через два месяца предстояла свадьба. Не гони коней, сказал он себе. Илона отличная девчонка, она меня любит, и вообще… Ей двадцать два, она красотка, вроде бы неглупая, вполне хозяйственная, мама ее одобряет. А эта… Надо же, Ариадна… Эту Ариадну я, скорее всего, никогда больше не увижу. Если бы я был художником, я бы писал ее портреты, много портретов, разных… Интересно, зачем на голове у нее эта повязка? Волосы плохие? Или облысела после химиотерапии? Фу, что за мысли! Или я защищаюсь от впечатления, которое произвела на меня эта Ариадна? Похоже на то. На такую женщину никогда не надоест смотреть. И голос ее слышать тоже… Да ладно, Данила, это как в кино – увидал какую-то немыслимую красавицу и стал ее фанатом. Но жить это ведь не мешает. Да и забудется она дня через два.
– Данька, как твое тирамису?
– Что? – очнулся он. – Тирамису? Да не очень. Бывает лучше. Ну что, попросим счет?
– Конечно!
Дни шли, а женщина из кафе не забывалась. Ее лицо, отрешенная улыбка буквально преследовали его. С этим надо что-то делать. Но что? Искать иголку в стоге сена? Время лечит, просто курс лечения может быть более длительным. Раза два он заезжал в то кафе в надежде, что она там завсегдатай, но тщетно.
Навалились дела, командировка в Сирию, а там уж было не до прекрасных незнакомок. А когда он вернулся, Илона закатила ему истерику.
– Ты не должен! Ты не смеешь! Там так опасно! Я ни спать не могла, ни есть! Даня, если ты меня любишь, умоляю, перейди на другую работу! Хорошие журналисты везде нужны! У меня же минуты спокойной не будет! А если у нас ребеночек родится? Беременным нельзя волноваться!
– Ты разве беременна?
– Пока нет, но мы же поженимся, и тогда…
– И тогда, ты полагаешь, я пойду работать в глянцевый журнал, писать отчеты о светских вечеринках? Так это тоже небезопасно. Знаешь, я однажды слышал, как рычал Никита Джигурда. По мне, так разрывы снарядов и то благозвучнее.
– Вечно ты все сводишь к шутке, а я серьезно…
– Знаешь, я тоже серьезно. И имей в виду – я военный корреспондент, я люблю свою профессию, а если ты боишься волнений, так не будем жениться, ищи себе мужа, более приспособленного для твоего душевного комфорта.
Она заплакала. Его охватила тоска.
– Даня, сейчас такое тревожное время…
– И что? По-твоему, я, молодой мужик, должен спрятаться под стол и держаться за твою юбку? Но я, возможно, через год-другой уже наиграюсь в войнушку и с кайфом буду вести какое-нибудь идиотское ток-шоу. А пока мне рано!
Он еще никогда не говорил с нею так жестко. Она испугалась.
– Хорошо, я понимаю. Ты, конечно, прав. Просто я так тебя люблю!
– Если любишь, запомни: на меня нельзя давить, я этого в принципе не приемлю. В принципе! А уж в том, что касается моей работы, тем более. Все. Закрыли тему.
Она испуганно на него взглянула. Он никогда еще так с нею не говорил.
– Данечка, я… Ты прости, я не собиралась на тебя давить, просто боюсь за тебя…
– Знаешь, мама тоже за меня боится, но…
– А тебе-то самому не бывает там страшно?
– Ну почему же… Бывает. Еще как! Но я уже не могу без этой работы. И знаешь, если бы я даже поддался на твои уговоры и сменил работу, ты бы меня через два месяца возненавидела. Я ведь могу быть поистине кошмарным типом, когда мне скучно, такое могу вытворить! Мало не покажется!
– Значит, тебе со мной скучно?
– Дело не в тебе. Мне с самим собой скучно вне моей работы. Месяц – это максимум, который я могу выдержать. И если мне не изменяет память, я тебя предупреждал, когда речь зашла о свадьбе.