Фиговый листочек от кутюр
Шрифт:
– Асю позовите, пожалуйста.
– Хто?
– АСЮ!!!
– Не слышу, – сказала бабка и отсоединилась.
Я предприняла еще пару попыток, но каждый раз трубку хватала глухая старуха, натужно бубнящая:
– Чаво? Хромче! Чаво? Каво?
Поняв, что добиться от нее толку невозможно, я села в «копейку» и отправилась на поиски неведомой Седьмой улицы Марьиной Рощи.
Минут через двадцать я обнаружила крохотный переулочек. Это и была Седьмая улица Марьиной Рощи. Нужный дом стоял чуть поодаль от своих блочных собратьев, впрочем, он ничем от них не отличался: грязно-серая пятиэтажка самой
Но в семье Ломакиных о личном транспорте скорей всего даже не думали. Бедность била тут из всех щелей, она не была аккуратной, так сказать, интеллигентной. Я, естественно, бывала в квартирах с потертой мебелью, хозяева которых одевались более чем скромно. Но окна там блестели чистотой, накрахмаленные занавески торчали колом, старательно натертый паркет сверкал. У Ломакиных же, стоило хозяйке распахнуть дверь, возникла иная картина.
Маленькая темная прихожая. На стене просто на вбитых гвоздях висит верхняя одежда. Куртки, пальто, пара турецких дубленок, сильно потертая шуба из цигейки, купленная скорее всего в шестидесятые годы. На дворе конец июня, люди давным-давно почистили зимнюю одежду, пересыпали ее средством от моли и убрали подальше. Но Ломакины решили не тревожиться о такой ерунде.
Весь пол был усеян обувью. Довольно симпатичные белые босоножки лежали вперемешку с демисезонными туфлями и высокими сапогами на меху.
Старуха, распахнувшая дверь, выглядела под стать прихожей. Неопрятная, с сальными волосами, спускавшимися почти до плеч, она была одета в нечто, отдаленно напоминающее халат, хотя я бы постеснялась использовать сию вещицу в качестве половой тряпки.
– Чаво? – прохрипела она.
В нос мне ударила смесь тошнотворных запахов. «Аромат» грязных волос, давно не стиранного женского белья и кошачьей мочи. Стараясь не дышать, я ответила:
– Можно Асю?
– Ково?
– Асю!
– Чаво? Какова такова Васю? Нету тута таких!
Я в изнеможении прислонилась к косяку и заорала:
– Асю!!!
– Чаво визжишь-то? – неожиданно спокойно сказала бабка. – Чай, не глухая, Аська в спальне, ступай по коридору.
Я перешагнула через груды ботинок, краем глаза увидела, что в большой комнате стоят диван, две раскладушки с неубранным бельем, и шагнула туда, куда указывала старуха, в крошечное пространство, похожее на спальню Дюймовочки.
Ася стояла спиной к двери, второму человеку в этой комнате уже не хватало места, хотя тут явно проживало двое, так как у стены виднелось нечто, похожее на двухэтажную кровать. На нижнем «этаже» виднелся чемодан, куда Ася швыряла
– Вы!
– Я.
– Но как вы узнали мой адрес?
– Это мой секрет.
– Что вам надо? – залепетала Ася, пытаясь отступить к окну.
На дороге ей попался колченогий стул, и девушка со всего размаха шлепнулась на потертое сиденье.
Я подошла к чемодану, увидела в нем аккуратно сложенные футболки и ласково поинтересовалась:
– Отдыхать собралась?
– Не ваше дело!
– Хорошо, займемся моим делом. Скажи, дружочек, Рада Ларионова тебя чем-то обидела? Отчего ты хочешь засадить женщину на долгие годы за решетку?
– Не ваше дело!
Я поморщилась:
– Знаешь, ты однообразна. Если собираешься ссориться, будь изобретательнее. Меня привлекают люди, которые все делают со вкусом и умением.
– Иди на… – заявила Ася, – убирайся!
– Очень грубо и совсем некрасиво. Я знавала в свое время людей, которые матерились виртуозно, ей-богу, их было интересно слушать, а ты… Плоско и примитивно, да подобные фразы в любой канаве услышишь!
– Убирайся на… – не дрогнула Ася.
– Ладно, – миролюбиво ответила я, – естественно, я уйду, раз не желаешь разговаривать, только выгляни в окно.
Ася машинально уставилась в стекло.
– Видишь, у детской площадки джип, а около него двое парней курят?
– Ну? – насторожилась грубиянка.
– Я сейчас уйду, а они поднимутся сюда. Поверь, разговор пойдет другой. Я же тебе говорила, что меня нанял некий Тарзан, который хочет оправдать Раду. Он сразу решил применить силу, но мне, честно сказать, стало тебя жаль, если и не убьют, то изуродуют. Мальчики горячие, нервные, привыкли действовать ломом и кувалдой, вот я и попросила: «Дай, Тарзан, я попробую с девочкой поговорить, она умная, сообразит, что не нужно молчать».
Ася помертвела.
– Так как, мне уходить? – мило улыбнулась я.
– Нет, – прошептала девушка, «стекая» на стуле. – Что хотите?
– Зачем ты наврала следователю?
– Я всегда говорю только правду.
Я обозлилась:
– Дорогая, не надо считать, будто вокруг одни идиоты! Какую такую правду ты имеешь в виду? Твой вдохновенный рассказ о супружеской ссоре Глеба Лукича и Рады? Хоть помнишь, как выглядит шкафчик, в котором ты якобы сидела? Он что, резиновый? Твоим семидесяти килограммам там в жизни не уместиться!
– Я вешу всего шестьдесят пять!
– Неважно, между альбомами и двадцать не поместятся.
Внезапно Ася закрыла руками лицо, плечи ее затряслись.
– Рыдать после станешь, – заявила я, – рассказывай.
Ася подняла заплаканное личико:
– Господи, да поглядите, как мы живем. В этой комнате двое, в большой отец, мать и бабка. Бабулька совсем плохая, иногда, правда, вполне нормальной кажется, но чаще безумная, под себя может сходить, орет постоянно, глухая, вот и визжит. Отец пьет по-черному, каждый вечер никакой приходит, на бровях, а мама старается дома вообще не бывать. Брат недавно женился на Ленке, она тоже сюда въехала, а через пять месяцев у них ребенок появится. Хорошо вам надо мной издеваться, вы небось всю жизнь в своей квартире провели, да еще дачу имеете…