Фигуристка
Шрифт:
– Он мне даже несколько книг подарил. – продолжала Люба. – Я тебе принесу как-нибудь, почитаешь.
Юля промолчала, предпочитая не делать преждевременных выводов.
Однажды они с Любой в разговоре зацепили и тренера Алексея Николаевича. Юле вдруг стала интересна персона самого мэтра. На днях она спросила у Алексея Николаевича, где он учился фехтованию и есть ли у него какое-нибудь спортивное звание. Оказалось, что нет.
– А зачем это тебе? – спросил он.
– А что мне сказать, если меня когда-нибудь спросят, у кого я научилась фехтовать?
– Скажешь то же, что и я всем говорю «В моей жизни был человек, умеющий фехтовать, вот он меня и научил».
– И все?
– Все.
Юле даже обидно стало за тренера. Как же так, человек обладает мастерством, а титула у него нет, ни разряда, ни чемпионства. Впрочем, она решила, что присвоила бы ему «мастера спорта».
Она расспрашивала Любу и та стала делиться немногим, что ей известно о тренере.
– Он неместный, приехал, вроде откуда-то из-под Новосибирска или… в общем из
– У него ногти длинные.
– Ну, он еще на гитаре играет, может, из-за этого. – заметила Люба.
«Ага, конечно» – подумала Юля.
Ей стало жалко этого, едкого в общении, человека. Услышанное выходило каким-то диким. Юля привыкла к собственному «малообеспеченному» положению, и на социальную разницу между собой и более обеспеченными одноклассниками не обращала внимания, но тут… «Бедный Алексей Николаевич! В его представлении я, наверное, богатенькая вздорная москвичка, не знающая нужды, купающаяся в роскоши!» И Юле представилась кокетка на перине с крошечной собачкой. Он, поди, верит, что «москвичи – это богатые дураки» и не знает, как им с мамой живется, особенно то, что еще не так давно им не на что было хоронить Юлиного дедушку.
– Он берется за любую работу. – продолжала Люба. – Кует мечи и делает кольчуги. А одна кольчуга может несколько тысяч стоить. Только заказы редкие… Но он еще ведет курс падения с высоты.
Юле вспомнилось, как в прошлый раз Алексей Николаевич спросил:
– Ты почему не пришла на прошлое занятие?
– Отравилась несвежим шампанским! – пошутила Юля.
«Забавно. А ведь он наверное поверил. – подумала она. – Люба ведь тоже верит в несуществующие капиталы. И также говорит о нахальстве и распущенности москвичей. Вроде как на них всегда напускной лоск. Будто они золотые. Странно. Никогда не замечала». Да про москвичей еще и не то говорили. Москва – город миллионеров. Москвичи денег не считают. Москвичи думают, что они – лучшие люди на земле.
«Во всяком случае мы никому не завидуем». – подумалось Юле.
* * *
Поздним вечером кончалась тренировка. Многие в группе болели и потому отсутствовали. Зима – дело понятное.
– Подожди меня, Юля, я сегодня в ваш район еду. – сказал тренер. – У меня там тетка живет!
Он произнес это с гордостью, а Юля подумала, что хоть сегодня он сможет выспаться и помыться как следует.
Они шли вдвоем к троллейбусной остановке. Алексей Николаевич что-то увлеченно рассказывал. Сегодня он был другим. Веселым, спокойным, уверенным. Впереди его ждал приятный вечер с горячей ванной, домашней едой и мягкой постелью, где можно запросто вытянуть ноги. Он чувствовал себя человеком. Они заговорили об истории.
– А татаро-монгольского ига вовсе не было! – сказал Алексей Николаевич.
– Как это так? – уставилась на него Юля.
– А так. На тот момент Русь была уже крепким государством и никакие татаро-монголы не могли его захватить! Какие есть свидетельства ига? Описание какого-то дремучего иностранца, который проезжал мимо поля, на котором прошел бой? И что он увидел? Разоренные деревни на окраинах? В глубь Руси-то он не путешествовал.
Юля никак не могла смириться с таким нетрадиционным подходом к истории. Они стали спорить и их спор перешел на политику, а затем они внесли его в троллейбус, шедший с Киевского вокзала переполненным. Люди в троллейбусе тоже подхватили и стали спорить между собой. Юле до тошноты было смешно, но она сильно сжала губы и не выдавала намерения рассмеяться. Спор уже продолжался без участия Юли и Алексея Николаевича. Юле было стыдно за развернувшийся спор, но у Алексея Николаевича настроение ничуть не изменилось. Ему нужно было выходить на улице Столетова и он весь горел и готовился выйти будто космонавт выходит на лунную поверхность. Он забыл уже обо всем на свете и, когда троллейбус остановился и распахнул двери, канул во тьму. А Юля про себя пожелала ему удачи.
* * *
В марте фехтовальщики «махнулись» с ребятами из группы партерной акробатики двумя неделями занятий. Снова все зажужжало и забилось. Все были возбуждены и то и дело обсуждали предстоящие занятия. На занятия партерной акробатикой надо было ехать в другой район – с Киевского вокзала на автобусе куда-то на Кутузовский проспект, прямо неподалеку от Триумфальной арки выгружаться и идти долго пешком, на стадион «Метеор». Как позже, много позже, узнала Юля, на «Метеоре» когда-то заливали каток, потом забросили это дело. На тот момент, когда туда заявились фехтовальщики школы каскадеров, стадион представлял собой черную, неосвещенную лужу, повсюду виднелись следы запустения. В коридорах прилегающего к стадиону здания, на стенах все еще висели изображения видов спорта – нарисованные человечки то весело гоняли мяч, то боролись. Изображения, оставшиеся здесь с Советского Союза. «Бывший спорт бывшей страны» – так и подмывало сказать Юлю.
Их встретил низенький крепко сбитый лысоватый человечек – тренер по партерной акробатике. Долго выясняли, что такое партерная акробатика и чем она отличается от любой другой. Затем подошли еще ребята из других отделений «Мастера». И началось! Сама зарядка уже была необычной – напрягаться приходилось больше обычного и даже сильным и выносливым показалось,
На автобус до Киевского вокзала шли все вместе. По дороге ребята купили пакет сока, оторвали ему уголок и где-то под Триумфальной Аркой все вместе выпили. Уже настал поздний вечер. Где-то над головами шелестела рейками подвижная реклама «Фанты», неясно горели фонари, окружающее тонуло во мраке. В полупустом автобусе Юля села на одиночное место. Она смотрела на проносящиеся за стеклом фонари на черной улице и думала о происшедшем. «Так вот как умирают… Быстро и незаметно – хрясь! И тебя больше нет. Если бы я сейчас свернула себе шею, то дома меня бы не дождалась мама». Вот такие простые мысли ходили в ее голове. Шея болела, и Юля периодически ощупывала ее руками.
После неудачного случая на партерной акробатике, для Юли очарование веселой игры растворилось. Остальные по-прежнему ходили на занятия, беззаботно кувыркались и выдумывали новые трюки. Но Юля отказалась ходить туда.
– Ну и зря! – сказал Паша. – Там очень интересно. Мы без тебя очень продвинулись! Надо было ходить.
«Интересно – думала Юля – почему другие всегда знают, что тебе нужно делать, а что не нужно. Разве не сам человек делает выбор?».
* * *
Как-то незаметно наступила весна. Быстро стаял снег, земля подсохла и деревья зазеленели. В апреле в группу принесло рыжую Аню из Королева, блондинку и мальчишку-школьника, на год младше Юли. Блондинка всегда была какая-то уставшая, и по всему выходило, что она не останется надолго. А вот мальчишка, такой нескладный и заторможенный предполагал остаться чуть ли не навсегда. Он так проникся любовью к тренеру, что ловил каждое его слово и настроение и, что хуже всего, старался это настроение передать другим. Часто он начинал свои нотации с «Тренер говорит…» или «Алексей Николаевич сказал…». Юле даже слышать этого не хотелось.