Филогенез
Шрифт:
Двуногий не мог понять рефлекторных жестов Десвендапура, однако поэт на всякий случай постарался их скрыть.
— Все, кого направили в данную экспедицию, очень хорошо подготовлены.
— Угу, ты уже говорил.
Однако Чило все же грызли сомнения. Он пристально разглядывал жука. Возможно, жесты инопланетянина могли бы порассказать ему о многом, но, увы, Монтойя в них не разбирался. Сложные движения рук и головы транкса для него имели не больше смысла, чем замысловатые ужимки обезьян на ветках. Пожалуй, даже еще меньше: обезьяны все-таки приходились ему дальними родственниками, и их жесты Чило худо-бедно мог понять, а вот жесты инопланетного жука — нет.
Транкс находился в более выгодном положении: его специально готовили к контакту с людьми. А Чило Монтойя не знал о шестиногих инопланетянах практически ничего. Однако он быстро учился. Уж что-что, а учиться он умел!
— А еще,— добавил его спутник в качестве последнего аргумента,— ты премерзко воняешь!
— Теперь я понимаю, почему тебя направили на кухню, а не в дипломатический корпус.
Однако на последнее замечание транкса возразить было действительно нечего. Десвендапур по-прежнему оставлял за собой пышный шлейф изменчивых цветочных ароматов, тогда как Чило продирался через кусты, чумазый и потный, воняя едкими выделениями, свойственными млекопитающим.
Что же до внешности, землянин был вынужден признать, что чем дольше он смотрел на жука, тем менее чуждым и более приятным глазу казалось это существо. Инопланетянин был воистину достоин восхищения: плавные, текучие движения многочисленных ног, блеск сине-зеленого панциря, менявшего оттенки от малахитового до сапфирового; чуть слышный шелест усиков; выпуклые золотистые фасетчатые глаза, отбрасывающие солнечные зайчики. Нельзя сказать, что он выглядел столь же привлекательным, как какая-нибудь танцовщица из Рио или Панамы, однако и желания растоптать его у Чило больше не возникало.
Монтойя влегком шоке осознал даже, что транкс внешне не так уж отличается от своих дальних земных родственников. Неужто благодаря наличию интеллекта настолько меняется впечатление? Быть может, если бы муравьи умели разговаривать, они бы не казались ему такими мерзкими?
«Да нет,— подумал Чило,— казались бы, если бы по-прежнему норовили сожрать все подряд, оставив человека без крыши над головой. Этот тип не жук,— повторял он себе.— И не паук. А представитель недавно обнаруженной расы инопланетян, наделенный разумом».
И Чило отчасти сумел убедить себя в правдивости таких рассуждений — но лишь отчасти. Все-таки справиться с древними, атавистическими предрассудками было не так-то просто. Честно говоря, с закрытыми глазами думать о транксе как о равном себе разумном существе, а не о жуке, которого следовало бы затоптать, было гораздо проще. Однако в джунглях с закрытыми глазами не походишь. Живо расквасишь нос.
Ладно, оскорбления оскорблениями, а все-таки интересно, что о нем думает инопланетянин на самом деле?
Глава шестнадцатая
При дворе императора Мууниинаа III все, от роботов, усеянных драгоценными камнями, и безмолвных электронных слуг до роскошной меблировки, устраивалось с тем расчетом, чтобы подавлять и внушать благоговение. Вся обстановка тронного зала, однако, отличалась не только пышностью, но и функциональностью, что отражало склад ума, свойственный а-аннам. А-анны обожают церемонии, но с условием, чтобы церемонии не мешали продуктивной работе. Это относится ко всем слоям общества, начиная с самого скромного поста наблюдения за состоянием песка и кончая высшими уровнями правительства.
Конечно, император обладал абсолютной властью лишь в глубокой древности. Сейчас то была выборная должность, точно так же, как должности лордов, баронов и низшей знати, правившей под руководством высших. А-анны попросту не могли расстаться с традициями — и потому приспособили их к современности, когда империя раскинулась на множество звезд и планет. Названия должностей напоминали об истории и древней системе правления, но на самом деле имели не больше отношения к феодализму, чем программирование суперсовременных мощных квантовых компьютеров, управляющих перемещением кораблей в плюс-пространстве.
И потому, хотя лорд Гуудра Ап и барон Кеекиль ИН были облачены в церемониальные одеяния высших чиновников, в их одеждах, щедро украшенных драгоценными камнями, имелись индивидуальные защитные экраны и средства коммуникации, позволявшие постоянно поддерживать связь как с непосредственными подчиненными, так и с далекими избирателями. Оба а-анна склонили головы и опустили хвосты, провожая императора, который удалился из зала разбираться с горой скучнейших официальных бумаг; потом обменялись взглядами, означающими, что им нужно побеседовать друг с другом.
От собрания отделились и другие группки. Одни намеревались поболтать, другие — поговорить о серьезных делах. Гуудра и Кеекиль хотели и того, и другого.
Они обменялись приветственными кивками и любезно втянули когти. Помимо всех прочих дарований, оба знатных а-анна славились хорошими манерами. Они вместе с еще несколькими представителями знати входили в одну из десятка партий, которые и определяли политику собрания. Однако вопрос, который Кеекиль хотел обсудить с Гуудрой, не имел никакого отношения к насущным государственным делам. То была скорее тема для совместных размышлений, которым оба посвящали немало времени. Зная, что многие принадлежащие к оппозиционным партиям а-анны рассчитывают получать свежую информацию по данному вопросу именно от них, они оба постоянно поддерживали связь с широким кругом имперских уполномоченных, имевших доступ к соответствующим сведениям.
Итак, Гуудра приветствовал своего друга и союзника в соответствии с любознательностью и потребностью в сведениях, которые он испытывал. Это не означает, что он отказался бы от удобного случая подсидеть барона, чтобы повысить свой собственный статус. Кеекиль прошипел дружеское приветствие, прекрасно зная, как относится к нему партнер. Он и сам относился к Гуудре точно так же. При этом никаких враждебных чувств друг к другу они не испытывали. Это всего лишь естественный порядок вещей. Постоянная конкуренция укрепляет собрание — а следовательно, и всю империю.