Филогенез
Шрифт:
— Нет, только не я,— Чило покачал головой.— Я парень городской.
— Ну да, само собой. Ты дерешь шкуры с другой дичи.
Как только грузовоз был загружен, пленников препроводили на борт. Чило не увидел в машине ничего особенного. Ему уже встречались закамуфлированные воздушные суда. Однако Десвендапур был просто очарован. Ему впервые пришлось столкнуться вживую с достаточно сложным образцом чисто человеческой техники, и все в машине, от приборной доски до устройства кабины, снабженной кондиционером, выглядело для транкса ново и необычно.
Сесть ему, разумеется, оказалось некуда. Насекомообразному существу проще улечься на пол, чем устроиться на сиденье, предназначенном для человека. Десвендапур предпочел остаться на ногах, балансируя, пока машина почти бесшумно поднялась из своего укрытия, пробив кроны.
Полет по прямой занял бы раза в четыре меньше времени, однако Маруко вилял и петлял, стараясь держаться ниже вершин самых высоких деревьев. Всюду, где только возможно, он шел так, чтобы машина сливалась с кронами, и поднимался лишь тогда, когда рисковал оставить чересчур приметный след в виде сломанных ветвей и порванных лиан. Временами деревья раздвигались и внизу открывались извилистые реки. Тогда машина спускалась еще ниже, летела быстрее и не оставляла следов.
Чило впервые нарушил молчание после того, как впереди появились первые отроги гор, окутанные туманами и низко висящими облаками.
— Ты ведь вроде говорил, что ваше убежище — на самой границе заповедника?
— Так и есть,— ответил Маруко, не оборачиваясь. Его напарник все это время не сводил с Чило глаз и дула ружья.— Если ты знаешь этот район, тебе должно быть известно, что западная граница заповедника проходит прямо по хребту Анд.
Низкие холмы предгорий вскоре сменились крутыми, одетыми зеленью склонами.
— Да, знаю. Но я думал, вы должны жить где-то внизу, чтобы иметь возможность прятаться в лесу.
Маруко снисходительно усмехнулся. Воздушное судно начало подниматься вверх, следуя извивам ущелья.
— Вот и лесничие тоже так думают. Поэтому мы поселились на открытом месте, там, где все голо, холодно и неприютно. Какой дурак станет селиться на голом хребте, у всех на виду? Уж конечно, не браконьер, верно?
— До сих пор ни разу проблем не было,— вставил Апес— Никто даже не пытался проверить нас и нашу хижину.
Он ухмыльнулся, обнажив ровный ряд великолепных, блестящих искусственных керамических зубов. Нынче в моду входили золотистые.
— А если кто спрашивает, мы говорим, мол, ведем наблюдения за птицами.
— И не врем, между прочим! — добавил Маруко. Он явно пребывал в веселом расположении духа.— Мы действительно наблюдаем за птицами. Ну а если они оказываются достаточно редкими, ловим их и продаем.
Когда машина достигла зоны вечных туманов, лежавших на склонах гор ближе к вершинам и окутывавших их плотным серовато-белым одеялом, браконьер переключил машину с ручного управления на автопилот. Прибор для ликвидации повышенной влажности отключился еще некоторое время назад, а система температурного контроля перешла с охлаждения на обогрев. Чило продолжал вести разговор ни о чем, который никого не обманывал. Если бы он что-нибудь предпринял, любой из браконьеров в два счета пристрелил бы его. Чило знал это, и знал, что они знают, что он знает. Но все же лучше болтать, чем тупо молчать или ругаться. Так, по крайней мере, есть шанс ухватить что-нибудь полезное.
А Десвендапур уже ухватил много полезного. Не только путешествие, но и обрывочный разговор, который вели между собой три человека, служили для него неисчерпаемым источником идей и вдохновения. Поэт не мог открыто пользоваться скри!бером — вдруг похитители его присвоят,— и потому сосредоточился на том, чтобы наблюдать и запоминать все происходящее. Его раса много столетий назад отказалась от постоянного напряжения и еле скрываемого возбуждения в пользу любезности и сдержанности. В высокоорганизованном обществе, обитающем под землей, в вечной тесноте, любезность и сдержанность были не только признаками хорошего воспитания — без них транксы просто бы не выжили.
Люди же, по всей видимости, спорят и ссорятся по любому поводу. У Десвендапура просто дух захватывало, когда он видел, сколько энергии они тратят на такие вспышки. Конечно, непрактично, но как впечатляюще! Казалось, у них слишком много сил. Даже самый возбудимый транкс был куда осмотрительнее и консервативнее. Поэтому непрерывные перебранки людей занимали поэта куда больше, чем перспектива угодить в нечто вроде рабства. В конце концов, плен, если до него дойдет дело, наверняка будет не столь ужасен. Зато Десвендапуру представится возможность изучить человечество вблизи. Однако транкс подозревал, что его спутник придерживается иного мнения.
Двум антиобщественным людям нужен был он, а не Чило Монтойя. Да и сам поэт более не нуждался в воре. Десвендапур не раз подумывал о том, чтобы заговорить и показать браконьерам, как хорошо он владеет их языком. Единственная причина, по которой он этого не сделал,— такое признание повлекло бы за собой гибель его товарища. Судя по тому, что Десу было известно о Чило и что рассказал ему о себе сам Монтойя, гибель преступника не станет большой потерей для человечества; однако подобный поступок противоречил моральному кодексу транксов. Десвендапур, конечно, и сам был преступником, но все же не решился бы до такой степени нарушить все обычаи и культурные нормы. Кроме того, он забавлялся, слушая, как новые люди говорят о нем в твердой уверенности, что он не понимает ни слова.
Через довольно долгий промежуток времени грузовоз вынырнул из облаков. Солнечный свет больно ударил по глазам. В лазурной дали вздымались горные пики, достигавшие пяти тысяч метров. Прямо по курсу простиралось каменистое плато с пятнами зелени — покрыты ми травой холмами. Единственным признаком того, что эти места обитаемы, служили несколько разбросанных там и сям крестьянских домиков и длинные полосы фототропического покрытия, защищающего от непогоды картофель и другие культурные растения.
На восточном склоне хребта стоял скромный, неброский домик, соединенный пешеходным переходом со строением побольше. При приближении воздушного судна автоматически поднялись стальные ворота. Маруко вручную завел машину в ангар — использовать автоматическую систему было рискованно, поскольку слабые, но вполне уловимые сигналы могли поймать любопытные лесничие,— и установил ее в центре помещения, когда на приборной панели зажегся соответствующий зеленый огонек. Потом нажал на кнопку, и воздушное судно мягко встало на гладкий, сверхпрочный пол. Позади с грохотом опустились ворота. Загудели внутренние обогревательные панели.