Философ, которому не хватало мудрости
Шрифт:
Посвящается моей матери
Жить каждый день так, как если бы он был последним, никогда не суетиться, никогда не быть равнодушным, никогда не принимать театральные позы.
Перевод с французского Е. Кошелевой
1
Дверь
Он не знал, куда все это может завести, но он должен туда пойти. Он решился в тот вечер после того, как в помрачении ума, широко открыв окно гостиной в своей квартире на Манхэттене, в бешенстве побросал вниз половину своей библиотеки. Ему невыносимо было видеть, как они его презирают.
Он должен туда пойти. Разумеется, это чистое безумие. У него не было никакого плана, он не знал, как за это взяться, и не исключено, что его там ждет гибель. Но так жить больше невозможно. Иначе он окажется в психлечебнице или морге. А может быть, его ждет и то и другое.
Кабинет президента Нью-Йоркского университета был третьим справа. Его помощница сидела в предбаннике, служившем ей кабинетом. Молодая женщина встала, робко улыбнувшись, тихонько постучала в дверь начальника, вошла и прошептала несколько слов. Затем впустила Сандро и бесшумно закрыла за ним дверь.
— У меня мало времени, — сказал президент, улыбаясь посетителю, — но все же присядь на минуту, пожалуйста. Я тут закончу печатать кое-что и буду готов тебя выслушать.
Просторная комната была залита светом. Тяжелая металлическая мебель, казалось, утопала в бежевом ковре. Шкафы и столы стояли, словно танки, застрявшие в зыбучих песках.
Сандро продолжал стоять с серьезным лицом.
— Мне нужно полгода отпуска за свой счет, — сказал он.
Пальцы президента застыли над клавиатурой. Улыбка сошла с лица. Он помолчал немного, потом откинулся на спинку кресла и вздохнул.
— По какой причине?
— По личным обстоятельствам.
Президент отвел взгляд. Сандро увидел на его столе отвратительную серебряную рамочку, обрамляющую фотографию его начальника с супругой, они светились улыбками. Он почувствовал, как внутри поднимается боль, и сделал усилие, пытаясь ее сдержать, — неподходящий момент, чтобы сдаваться.
— Сандро, я знаю, что тебя постигло… тяжелое испытание. Я знаю, как это было трудно для тебя и…
— Избавь меня от твоего сочувствия, пожалуйста. Просто скажи, что согласен.
— Сандро, я всегда был рядом с тобой, чтобы поддержать тебя, и поверь…
— Так да или нет?
Начальник медленно обвел взглядом комнату.
— Я закрыл глаза на твои постоянные
— Полгода за свой счет и все.
Долгий вздох.
— Сандро, то, что случилось с тобой, действительно ужасно. Это нормально — пережить период… глубокого горя, траура, но в какой-то момент надо взять себя в руки…
— Да, конечно…
— Чтобы вновь начать жить, ты должен перестать оглядываться на прошлое. Только глядя в будущее, ты сможешь вновь стать счастливым.
— Я уже не знаю, что может сделать меня счастливым. Но я могу написать энциклопедию несчастий.
— Ты не вырвешься оттуда, если будешь день за днем пережевывать прошлое… Тем, кто тебя не знает, может показаться, что ты наслаждаешься своими страданиями.
— Они действительно меня не знают.
— Я не знаю, я… Выберись из своей скорлупы, встречайся с людьми, действуй, строй планы…
— Вот как раз у меня и есть план, мне нужно полгода.
Задумавшись, президент осмотрелся вокруг себя, явно недовольный.
— Я здесь не один. Есть административный совет, перед которым я должен отчитываться…
Сандро продолжал молчать с безучастным видом.
Начальник долго всматривался в лицо Сандро, потом вдруг принял озабоченный вид.
— Не говори мне, что ты хочешь пойти… туда…
Сандро ничего не ответил.
— Ты безумец, ты совершенно сошел с ума.
— Нужно, это единственный выход.
— Встряхнись же наконец, черт тебя побери! Я не знаю, ну почитай Платона, Сенеку, Арендт… Я не собираюсь цитировать тебе всех философов, которых ты знаешь лучше меня, но перечитай…
— Оставь меня с этим в покое!
— Но что тебе даст поездка туда? Очень опасно вновь пережить все это, это…
— Моя душа не успокоится, пока я не сделаю то, что должен.
— Ты добьешься только одного — тебя постигнет та же участь, что и твою жену!
Слова таяли в воздухе, заражая его тяжелой атмосферой замешательства. Сандро смотрел на него в упор, глаза его увлажнились, усиливая беспокойство его начальника. Тот стал сквозь зубы бормотать бессвязные извинения.
— Дай мне отпуск, и ты никогда больше не услышишь ни слова об этом деле.
Президент глубоко вздохнул и долго ничего не говорил. Молодой преподаватель задержал дыхание.
— Я не могу, Сандро. Не могу. Извини.
Сандро понял, что ничего не выйдет, он не получит того, что ему так необходимо. Он стоял один на один против стены эгоизма, против людей, неспособных понять глубину овладевшего им и терзавшего его несчастья. Оно оставляло его лишь на какие-то мгновения, чтобы схватить еще сильнее, словно жестокая кошка, играющая со своей добычей. Эти люди умели лишь произносить слащавые, никчемные слова.
— И все-таки я уеду.
— Не делай этого! Ты знаешь, что это означает: слишком много преподавателей безнадежно дожидаются, когда освободится должность…