Философ с папиросой в зубах
Шрифт:
— Можете сделать себе роль, — разрешил Раневской Александров.
Так родился пресмешной разговор по телефону, придуманный Фаиной Георгиевной:
— Скорую помощь! Помощь скорую! Кто больной? Я больной! Лев Маргаритович. Маргарит Львович…
Премьера «Весны» не принесла того успеха, которого ожидали создатели: фильм иногда казался длинным, утомительным, а временами и откровенно скучным. Восторг зрителей вызвали, пожалуй, только фразы домработницы Маргариты Львовны: «Я возьму с собой «Идиота», чтобы не скучать в троллейбусе!», «Красота — это страшная сила!» Кстати, последняя фраза, которую ошибочно тоже часто приписывают Раневской, в действительности является цитатой из стихотворения «Дурнушка» (1883) Семена Яковлевича Надсона.
Возможно,
Автор сценария фильма, великолепный драматург Евгений Львович Шварц никогда не допускал ни малейших изменений в тексте своих пьес и сценариев, не признавал никакой словесной импровизации актеров на съемочной площадке. Только Фаине Раневской он позволил что-то добавить от себя. Евгений Львович посмотрел, что актриса насочиняла от имени своей Мачехи, захохотал и, поцеловав ей руку, благословил: «Дерзайте!»
Так в фильме появилась целая сцена, придуманная актрисой. Мачеха, готовясь к балу, всхлипывая, садится к зеркалу, а Золушка подает ей диковинные павлиньи перья, которые «старуха с большими связями» кокетливо прикладывает к своей голове:
— Я работаю, как лошадь. Бегаю (прикладывает перо), хлопочу (перо), требую (перо), добываю и добиваюсь (перо), очаровываю (тощее павлинье перо)…
Можно только пожалеть, что режиссер «Золушки» Надежда Кошеверова вырезала из фильма один из эпизодов с участием актрисы, где Фаина Георгиевна давала волю своей импровизации. Когда хрустальный башмачок приходился по ноге дочери Мачехи, Раневская громко командовала капралу: «За мной!» И тут же запевала: «Эх ты, ворон, эх ты, ворон, пташечка! Канареечка жалобно поет!» — и маршировала во дворец. Кошеверова решила, что эта сцена лишняя и убрала ее на монтаже. А Фаина Раневская неистовствовала: «Как же так? Можно подумать, что мне приходилось в кино часто петь!»
В фильме по чеховскому «Человеку в футляре» (1939) знаменитую фразу, также ставшую афоризмом: «Я никогда не была красива, но я всегда была чертовски мила!» — Раневская также придумала сама и вписала в текст. Потом испугалась собственной наглости и позвонила вдове великого писателя Ольге Леонардовне Книппер-Чеховой с извинениями, но та одобрила эту по изяществу совершенно чеховскую фразу. И классика стало немного больше.
В «Свадьбе» (1944) фразы Мамаши в исполнении Раневской тоже стали крылатыми: «Ты, сударь, говори, да не заговаривайся!», «Хочут свою образованность показать».
В инсценировке рассказа Антона Павловича «Драма» (1960) Раневская произносит в три раза больше текста, чем написано у великого автора. Блистательную пародию на графоманство она придумала сама, безупречно стилизуя свои фантазии под чеховскую манеру. Режиссер и сценарист Александр Белинский писал: «Фаина Георгиевна «дописала» Чехова, вернее, само графоманское сочинение вздорной Мурышкиной (главной героини. — Ред.). Поставив «Драму» вместе со своим постоянным партнером Осипом Наумовичем Абдуловым, она решила показать свой дерзкий опыт самой Книппер-Чеховой. Ольга Леонардовна трепетно относилась ко всему, что касается искажения текста Антона Павловича, и привела на просмотр Василия Ивановича Качалова. И вот перед этими двумя великими зрителями, трепеща, начали играть Раневская и Абдулов свой концертный номер. Через минуту Раневская взглянула в зрительный зал. Она не увидела ни Книппер, ни Качалова. Оба, свалившись со стульев в буквальном смысле слова, стонали от хохота».
В фильме «Сегодня новый аттракцион» (1966) Раневской досталась роль потрясенной бесконечными революциями питерской аристократки. «Стоит мне выйти на улицу, как начинается революция», — жалуется она.
Героиня Фаины Георгиевны обращается к пассажирам трамвая:
— Господа, господа, потрясающая новость! По городу
Эпизод в трамвае, как и прелестную фразу про революцию, придумала сама Раневская. Однако сценарист фильма настоял, чтобы эту «отсебятину» из его сценария убрали. И эпизод в трамвае, к сожалению, в окончательный вариант монтажа не вошел.
Но случай с «Аттракционом», пожалуй, исключение. Большинство режиссеров считали невероятной удачей, если Раневская дополняла их фильмы своими искрометными фразами.
Независимо от качества фильма, это почти гарантировало ему зрительский успех.
Диалектика или смерть!
Хотя Раневская вечно сетовала на свою неудачную киносудьбу («деньги съедены, а позор остался»), ей все-таки удалось сыграть одну большую и, наверное, главную для себя роль на экране. Ее Роза Скороход в фильме Михаила Ромма «Мечта» (1941), — несомненный мировой актерский шедевр. Фаине Георгиевне удалось создать объемный образ, сотканный из противоречий, рассчитанный, подобно скульптуре, на круговой обзор. Она с большой силой и убедительностью сыграла роль грубой, алчной хозяйки захудалого пансиона «Мечта», несчастной в безмерной любви к своему сыну — подлецу и пустышке, теряющей в своей жизни одну иллюзию задругой. Раневская создала образ, вызывающий то отторжение, то сострадание, заставляющий то плакать, то смеяться. Зрители всей душой полюбили эту суматошную и властную женщину, на полном серьезе спрашивающую маленькую гимназистку: «Деточка, что тебе больше хочется — на дачу, или чтобы тебе оторвали голову?» Виртуозно передает Раневская всегда непредсказуемые и всегда органичные смены настроений, мимики и интонаций голоса мадам Розы.
Президент США Франклин Делано Рузвельт, посмотрев фильм «Мечта», написал в журнале «Look»: «На мой взгляд, это один из самых великих фильмов земного шара. Раневская очень талантлива. Это блестящая трагическая актриса».
Ролей, сопоставимых по масштабу и драматизму с ролью Розы Скороход, на экране у Фаины Георгиевны еще не было. И актриса предчувствовала, что никогда больше не будет. Понятно, как разъяренная львица, она защищалась от нападок чинуш от культуры и всяких киноначальников, стремившихся как-то урезать, принизить, отредактировать роль «классово-чуждой» мадам Скороход. Такие попытки не раз предпринимались. Особенно постарался тогдашний председатель Государственного комитета по кинематографии Иван Григорьевич Большаков. К кино и творчеству этот чиновник имел, мягко говоря, далекое отношение. В молодости Большаков трудился станочником и табельщиком на Тульском оружейном заводе, затем окончил Плехановский институт народного хозяйства, был инструктором Союза металлистов. Потом вдруг по зову партии был брошен на «важнейшее для нас искусство» — кино.
*
Как-то после поездки в Москву расстроенный Михаил Ильич Ромм сообщил Раневской, что теперь «Мечта» кажется Ивану Григорьевичу Большакову слишком длинной, и он потребовал изъять из картины замечательную по драматургии сцену в тюрьме — свидание Розы Скороход со своим негодным сыном. На взгляд высокопоставленного «эксперта», эпизод этот «тормозил» действие фильма, ничего не прибавляя ему ни эмоционально, ни интеллектуально.
Как рассказывает сама Раневская, услышав это, она окаменела: «Как! Выбросить мою лучшую сцену! Мне казалось, меня прострелили насквозь».
Фаина Георгиевна тут же отправилась в Москву и записалась к главному начальнику кино на прием. Нервы у нее были на пределе. По словам Раневской, в приемной, ожидая аудиенции, она стояла вся напряженная как струна, не обращая внимания на любезное приглашение сесть. Ей казалось, что прошла целая вечность, пока ее наконец попросили пройти в кабинет.
Только переступив порог, Раневская сразу же ринулась в атаку:
— Товарищ Большаков, Ромм сказал мне, что вы выбросили из «Мечты» мой эпизод, самый важный для всей моей роли.