Философ
Шрифт:
Значит, на самом деле не «кто угодно» – я, например, не мог.
Восьмое, оно же последнее, объявление слегка поднималось над этим минимальным уровнем.
ТРЕБУЕТСЯ СОБЕСЕДНИК.
ТОЛЬКО СЕРЬЕЗНЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ.
ПРОСЬБА ЗВОНИТЬ ПО 617-ХХХ-ХХХ ОТ СЕМИ ДО ДВУХ ДНЯ.
СБОРЩИКАМ ПОЖЕРТВОВАНИЙ НЕ УТРУЖДАТЬСЯ
Основное занятие современного философа – тщательное изучение языка. Я перечитал этот текст семь раз, и понимая, и не понимая его. Какого рода собеседник? Кому требуется? «Требуется» просто как собеседник или, скажем, как дешевый источник альтернативной энергии? Далее, если что-то требуется, значит, должен существовать
И еще – как может человек, откликнувшийся на этот призыв, определить степень своей серьезности, если он не знает, в чем будет состоять его работа? Означает ли слово «серьезные», что серьезным должен быть я – или что мое предложение должно быть таким, чтобы перспективный работодатель счел его серьезным? Например, я могу испытывать серьезное желание обратиться в страстную лесбиянку и полететь в таковом качестве в космос, однако имеющиеся у меня шансы осуществить это желание ни один разумный человек серьезными не назовет.
Интонация объявления показалась мне и призывной, и отстраняющей – словно человек протягивал тебе одну руку, а другой от тебя заслонялся. И при чем тут, спрашивается, «сборщики пожертвований»? Если автор объявления боится возможности так называемой «кражи личности», то зачем указывать номер телефона? Почему не адрес электронной почты или, если уж быть по-настоящему старомодным, номер абонентского почтового ящика? Что-то тут не сходилось. Мне казалось, что я напоролся на некую мошенническую проделку. Перестараться по части подозрительности в наши дни, разумеется, невозможно, паранойя давно уже обратилась из патологии в признак здравого смысла.
И все же. Объявление выглядело странным, заманчиво странным.
Я мог бы позвонить и из библиотеки – вокруг все равно ни души не было, – однако я всегда относился к «Уайднеру» как к храму, и возмутить его пыльную тишину означало для меня совершить кощунство. Я собрал бумаги и, выйдя из библиотеки, пересек «Трехсотлетний театр», направляясь к «Канадэй-Холлу», уродливому, известному также под названием «Новостройка» общежитию, в котором жил первокурсником. Снег у Научного центра был грязен, утрамбован сотнями ног, я остановился, чтобы понаблюдать за компанией студентов, добавлявших последние штрихи к гигантскому, вылепленному в манере Дали снежному уху. Войдя в Центр, я подышал на ладони, вытащил сотовый и набрал номер. И услышал голос, сообщивший, что номер больше не обслуживается, и предложивший отправить сообщение на один-один-четыре-семь.
Я повторил набор, снова услышал тот же голос и только после третьей попытки сообразил, что произошло: Ясмина отключила мой телефон. То, что ей пришлось оплатить пришедший на мое имя телефонный счет, я сообразил не сразу, понял только одно: она опять нанесла мне удар, ни словом не предупредив, и это меня разъярило. Я едва не запустил телефоном в стену. И, чувствуя, что необходимость найти источник дохода стала еще более настоятельной, начал спускаться в подвал здания, чтобы позвонить оттуда по телефону-автомату.
Голос у нее был немолодой. Вроде бы я уловил акцент, хотя для полной уверенности мне требовалось нечто большее, чем единственное «алло».
– Здравствуйте, я звоню по объявлению в «Кримсон».
– А. И с кем я говорю?
– Меня зовут Джозеф Гейст [3] .
– Рада знакомству, мистер Гейст.
– Спасибо. Как и я, миссис… – Я замолчал, давая ей возможность представиться. Она этого не сделала, и я продолжил: – Я заинтригован. Какого рода собеседник вам требуется?
3
Geist – дух, душа, разум ( нем.).
– Католик. С маленькой «к». Вы могли бы назвать себя так?
– Думаю, да. Впрочем, во избежание недоразумений, я также католик с большой «К».
Она легко рассмеялась.
– Ну, этого я вам в вину ставить не стану.
Я решил, что она немка, хотя ее интонации разительно отличались от тех, что я слышал в Берлине. Возможно, родом из сельской местности или какого-то другого города.
– Я больше не бываю в храме, раз уж мы заговорили об этом.
– А, католик, отпавший от Церкви. Это мне даже больше по вкусу.
– Рад, что угодил.
– Итак, мистер Гейст, отпавший от Церкви католик. Вы, я полагаю, учитесь в Гарварде?
Объяснение истинного моего статуса заняло бы слишком долгое время, поэтому я ответил, не покривив, впрочем, душой:
– В аспирантуре.
– Да? И каков ваш предмет?
– Философия.
Очень короткая пауза.
– Вот как. Весьма интересно, мистер Гейст, весьма. Но философия какого именно рода?
Я испытал искушение подать себя в самом выгодном свете, однако решил подвигаться вперед с осторожностью.
– Католического, – сказал я. – С маленькой «к».
Еще один смешок.
– Возможно, мне следовало спросить вместо этого, кто ваш любимый философ.
Конечно, предугадать ее вкусы я не мог и потому избрал ответ, способный и позабавить ее, и возбудить любопытство: «Я сам, разумеется». Но сказал лишь: « Ich, nat"urlich» [4] .
– Да ладно вам.
Однако я услышал: она улыбается.
– Я была бы рада встретиться с вами, мистер Гейст. Вы свободны в три?
4
Я, естественно ( нем.).
– В три – сегодня?
– Да, сегодня в три пополудни.
Я едва не сказал, что нет, занят. Не хотел показаться ей слишком нуждающимся в работе.
– С удовольствием встречусь с вами.
– Очень хорошо. Запишите, пожалуйста, адрес.
Я записал его.
– Спасибо.
– Danke sch"on, Herr Geist [5] .
Стоя у телефона с трубкой в руке, я вдруг сообразил, что мы не договорились ни о каких условиях. Я не спросил, сколь долгие беседы ей требуются и о чем. Да и про деньги ни слова сказано не было, так что я не выяснил, сколько она собирается мне платить и собирается ли вообще. Я даже имени ее не узнал. В целом наша договоренность выглядела до невероятия странной, и я погадал, не попался ли я все-таки на удочку мошенницы. Если судить по голосу, женщина она безвредная, но…
5
Спасибо, господин Гейст ( нем.).