Философ
Шрифт:
Глава двадцать четвертая
В трубке стоял какой-то шум, Ясмина рыдала, поэтому слова ее я разбирал с трудом.
– Ты откуда звонишь? – спросил я. – Не из аэропорта?
– Да, у меня ночной рейс. Вылетаю в пять тридцать.
– Я думал, ты только в среду вернешься.
– Я обменяла билет. Все кончено, Джозеф. Я рассказала о нас Педраму.
Если она ожидала, что я испущу победный клич, то ощутила, надо думать, разочарование. Все,
– Правда?
– Пришлось. Я больше не могла это выносить.
Она начала описывать посвященный помолвке прием: гостей, под завязку набивших мясной ресторан в Беверли-Хиллз; мерцающие блюда с фруктами, виноградом, ананасами и дынями; Педрама, по-хозяйски крепко придерживавшего ее пальцами за плечо, отчего она почувствовала себя испорченной девочкой, которую лучше далеко от себя не отпускать. Когда же будущий муж начал, как полагается, рассказывать о ней гостям, она не услышала ни слова о полученном ею образовании, о том, какой она человек, Педрам говорил только о ее безупречном воспитании, безукоризненной истории ее семьи и о ее красоте, главным образом о красоте.
Прервавшись, она высморкалась.
– Сестра нашла меня ревевшей в уборной.
Я сидел за кухонным столом, поглаживая пальцами щеку. Кожа вокруг царапин была до жути чувствительной и горячей.
– Я… Не знаю, что и сказать.
– Ты не знаешь, что сказать?
– Ну…
– Скажи, что тебе очень жаль.
– Я…
– Скажи, что ты счастлив.
– Я… Ну да, просто я немного удивился.
– Ради бога, я же ничего не планировала, – сказала она, подняв голос, чтобы перекрыть рев объявления о посадке.
– Я знаю…
– Не думай, что мне это далось легко и весело.
– Знаю. Прости.
Она снова заплакала.
– Мина…
– Я думала, ты обрадуешься.
– Так и есть.
– По твоему голосу этого не скажешь.
– Просто я удивился. Это ты и слышишь. Но, но… но это приятное удивление.
У меня начало стучать в правом виске, воздух на кухне словно бы вспенился. Я сильно потряс головой, чтобы очистить поле зрения.
– Вот представь, у тебя день рождения, приносят огромный торт, и вдруг из него кто-то выскакивает. Ты удивляешься, но, как только проходит первоепотрясение, – кружащаяся боль, я снова потряс головой, – твое удивление становится радостным. Понимаешь? Послушай: я счастлив. Ты слышишь это?
– Нет.
– Ну вот такой у меня голос, когда я счастлив. Очень, очень счастлив.
Молчание.
– Алло? – сказал я.
– Да. – Она снова высморкалась. – Мать уже поняла – что-то не так, еще когда кулон увидела.
Я ощутил и подташнивание, и радость, в равных долях.
– Ты его носила?
– Конечно, не носила. Она обыскала мой комод.
– Ты шутишь.
– Нисколько.
– Это же нелепо.
– Ага.
– Ты взрослая женщина.
– Ее это никогда не останавливало. Что тебя изумляет? Я же рассказывала тебе, что такое наша семья.
Одурело покачивая головой вперед-назад, я пробормотал:
– Представляю себе…
– Так или иначе, она оказалась права, разве нет? У меня было что скрывать, и мать это нашла.
Где-то за этими словами сквозило, почувствовал я, обвинение: это же я подвел ее под удар. И вот пожалуйста – она уже плачет мне в жилетку. Весь сценарий сильно отдавал Ясминой, но был слишком хитроумным, чтобы мой мозг, на девяносто восемь процентов занятый совсем другими параноидальными мыслями, смог бы сразу его распутать. Тут я услышал, что она уже успела перейти к своим родителям.
– Я уверен, если ты объяснишь им, что… – начал я.
Она прервала меня нетерпеливым восклицанием:
– Ты не слышал, что я сказала?
– Э-э…
– Меня изгнали из семьи. Годится? Теперь до тебя дошло? Ты понял?
– Уверен, это не может быть правдой.
– Какая разница, правда – не правда. Важно, что она это сказала.
Молчание.
Скрежещущий голос объявил о начале посадки на рейс номер три до Бостона.
– Это мой, – сказала Ясмина.
– Поспи как следует, и тебе станет лучше, – сказал я скорее себе, чем ей.
Она шмыгнула носом:
– Как скажешь.
– Ну ладно, – сказал я. – Тебе надо отдохнуть. Скоро увидимся.
– Подожди… Джозеф?
Молчание.
– Можно я у тебя заночую? – спросила она.
Немыслимо. Я не мог пустить ее к себе, дом еще нужно было чистить да чистить. К тому же ко мне теперь полицейские на чашку чая заскакивают. А в углу моего кабинета стоит свернутый, весь в пятнах крови, ковер. Нет, немыслимо. Единственный вопрос: как сказать ей об этом, чтобы она не взорвалась?
– Пожалуйста, – попросила она. – Я не смогу сидеть одна в моей квартире.
– Конечно, – промямлил я.
– Спасибо, – сказала Ясмина. – Ты даже не представляешь, как я тебе благодарна.
Я предложил встретить ее в «Логане».
– Нет-нет. Время слишком раннее. Я возьму такси.
– Ты помнишь, как ехать?
– По-моему, да.
– Дом сорок девять. В конце квартала.
– Я помню.
– Я оставлю на веранде свет.