Философия как духовное делание (сборник)
Шрифт:
Так в борьбе непокорных, расходящихся сил творит любовь духовные встречи. И разум, и воля человека стремятся к покою достижения. Какую бы отраду ни давало мыслителю искание истины, оно потеряло бы смысл, если бы от него отлетела надежда ее обрести; борьба может привлекать сама по себе, но она неотрывна от мечты о победе: разум ищет ясного, завершенного понимания идеи, воля хочет успокоиться, осуществив свою цель. Душа не страшится ни борьбы, ни активных усилий, но она готова осуществить их ради конечного мира10, и вот почему потрясенно приемлет она явление любви, которая по самому существу своему ищет противоположного, не зная покоя ни в стремлении своем, ни в своих конечных целях. В тайне мятущегося эроса раскрывается человеку неразрешимая противоположность единства и множества – трагическая основа мира11 и одиноких глубин человеческой души. Любовь приемлет в себя этот космический разлад во всей его неразрешенности, как свехэмпирический факт, и утверждает на нем и свою жизнь, и свою судьбу. Но, совмещая несовместимое, сливая в едином чувстве разностремящиеся силы, она преодолевает раздробленность мира и в каждый новый миг своего всегда неуспокоенного искания творит, разрушает и вновь творит все ту же древнюю мечту. В страдании любви скорбит не одна одинокая душа. В нем изживает судьбу свою единая целостная жизнь космоса, в нем она стонет о себе, познает себя, в нем же ищет исхода. Мистерия любви, тайным светом своим озаряющая тайну общения, является в измученную жизнь как знамение последней правды и тихо говорит одинокой душе, что страдать по этой правде благословил ее – Господь.
2
Духовное общение есть реальный процесс, совершающийся необходимо во временных условиях жизни. Уже по одному этому осуществлению его связано с той эмпирической данностью, в которой живут люди, со всей земной обстановкой их повседневного бытия. Но не только эта реальная природа общения связывает его с конкретным ходом человеческого существования: по основным своим задачам и целям общение стоит в теснейшем взаимодействии с эмпирией и вершит свое дело при ее помощи и вопреки ее противодействию. Отношение духовного общения к конкретной данности носит двойственный характер. С одной стороны, общение как бы устраняет на своем пути все преходящее, случайное, личное, стремясь увидеть за ним устойчивую духовную сущность – надежную опору духовной встречи; с другой стороны, то же общение, одушевленное порывом любви, вновь приемлет в свои свершения все текущее и гибнущее содержание жизненного опыта и освящает его усмотренной в нем непреходящею глубиной. Духовное общение преображает земной опыт человека, и в результате его одухотворяющей работы беспорядочно нагроможденные явления повседневной жизни становятся орудием и отблеском духа.
Когда одинокая душа встречает впервые подобное ей ино-бытие, она воспринимает отчетливый и яркий внешний образ, за которым таится неведомая хаотическая бесконечность конкретных содержаний, пугающая и отстраняющая от себя мерцанием единичной, неповторяемой, неуловимой жизни. Принужденная общаться с этим таинственным существом, одинокая душа ищет объединения в случайных настроениях, пробужденных обстановкой встречи, в случайных темах, навязанных злобою дня, и пытается дать то или другое направление общению, руководясь случайными и часто неверными представлениями о душе, ей предстоящей, и чувствуя при этом, что и она сама представляет для другой души неведомый мир, замещаемый неверною тенью.
Эта конкретная сложность ино-бытия, трудно доступная познаванию, и рой случайных впечатлений, навязчиво вторгающихся в каждое текущее мгновение, образуют ту содержательную данность, которая служит материалом общения и вместе с тем является преградой, разделяющей одну одинокую душу от другой. Духовное общение должно использовать ее ради своих духовных целей, оно должно подчинить ее себе. Духовные содержания совсем не враждебны тем чувственным образам, из которых слагаются яркие и шумные события нашей жизни. Дух живет не вне мира, но в нем самом, и одинокая душа должна уметь испытывать в случайном явлении его духовный смысл и его духовную глубину.
Одухотворение хаотического порока жизни требует от души творческой активности и напряженной борьбы. Нередко приходится затрачивать ряд душевных усилий даже для того, чтобы создать внешние условия, необходимые для осуществления общения, – то пространство, которое отделяет людей друг от друга, становится трудно преодолимой преградой, если их душевная встреча трудна и сложна; не так легко поймать минуты времени наперекор их стремлению незаметно ускользнуть из-под власти человека, нелегко защитить их от притязаний сил, враждебных духовному взаимодействию, и отдать делу общения. Когда же эта внешняя встреча состоялась, то общению предстоит покорить себе те душевные силы, которые заставляют людей уходить друг от друга, вызывая в них или взаимное равнодушие, или вражду. Эта новая борьба души есть борьба за знание, за власть, за любовь. Душе неведома другая душа, но непрерывное внимание к ней, наблюдения и размышления дают ей то ведение, которое необходимо для совместного создания единого духовного опыта. Разнонаправленность хотений отдаляет человека от человека, но общение согласует желания, подчиняя их одно другому силою единственно правой мощи, мощи духа; и в этом то покорном, то властном познавании душа выковывает из хаоса преходящих явлений неизменный образ живой души для того, чтобы любить ее и быть ею любимой.
Вследствие активности духовного общения то духовное знание, которое осуществляется в нем, представляется не пассивно созерцаемым, но сотворенным самою душой и слитым с нею в ее достижениях. Состояние души, творчески воспринимающей или воспроизводящей прекрасное, само становится его явлением, и сама душа не различает больше себя, живую духом, и дух, живой в ней. Узнавая в созидаемом предмете работу другой души, она сознает, что обе они творят единое; и тогда жизнь их в минуты их творческого общения испытывается ими как одна жизнь, завершающаяся одним достижением. Вследствие активной напряженности духовных исканий, испытываемой как общий духовный подъем, познанное в общем опыте получает значение не только ценнейшего, но и реальнейшего и образует, таким образом, реальную основу совместности данной минуты, скрепляющей два раздельных бытия в один союз, – прообраз единой, исполненной духом жизни людского мира.
Так как творчество единого духовного опыта совершается в процессе общения при участии эмпирических элементов бытия, то вместе с ними в духовное общение проникает то видимое, осязаемое многообразие, которым так богата наша земная жизнь. Все несметное многообразие опыта – бесконечные сочетания чувств и настроений, желаний и дум, вечно сменяющиеся реальные события отдельных жизней и неотвязные мечты, людские дела и людские забавы, – все это вплетается в опыт, творящий тайну живого касания одинокой души с одинокой душою и, служа их духовной встрече, загорается духовным огнем. В духовном общении каждый оттенок в звуке слова, каждая тень, скользнувшая на лице, каждая маленькая шалость получают духовный смысл и значение, потому что явление их неотрывно от последних основ души. Подобно тому как в игре ребенка обыденный предмет становится образом его детской мечты, подобно этому в игре общения простые слова и факты подчиняются стихийным силам души, которая во тьме одиночества сплетает светлую мечту духовной встречи и ею преображает видимый мир.
Глубокая связь, роднящая предмет общения и знание о нем с индивидуальной сущностью души общающегося, участие всех душевных сил в опыте духовного взаимодействия и одухотворенность их, – все это сообщает процессу общения конкретную цельность: суждения, высказываемые о предмете, с их идейным содержанием и чувственно воспринимаемой данностью, звук голоса, выражение лица, движение тела, – все это развивается в соответствии со сменой невысказываемых душевных переживаний, которые сопутствуют общению и относятся к предмету общения и к той душе, с которой общение ведется; и, наконец, оба эти ряда элементов живут в единстве с бессознательной иррационально-стихийной жизнью души, с той космической ее глубиной, которая направляет весь ход общения и сама находит для себя разумный и как бы видимый образ в реальном факте духовного сближения. Так, в опыте общения загораются, меркнут и светятся вновь образы живой и неумирающей красоты.
Неутомимо общаются люди, но лишь в эти редкие лучшие мгновения духом сияющей встречи отлетает от одинокой души тоска ее непреодолимого одиночества.
3
Каждое вновь наступающее мгновение несет душе вместе с новым опытом и новые задачи, светит ей своею радостью, туманит ее своею болью. Но, творя эту новую жизнь, вновь являющийся опыт вбирает в себя, как наследие свое, все не изжитое еще содержание отлетевших минут и в нем все то, что осталось не разрешенным в заданиях пройденной жизни. Есть цели, которые достигаются течением немногих мгновений; есть другие – к ним надо идти часы и дни; но есть и еще другие задачи, которые всегда неизменно стоят перед человеком, и душа должна нести их через всю свою жизнь. Преодоление одиночества есть одна из таких далеких жизненных целей.
Чувствуя свою беспомощность перед непреходящим страданием, душа начинает сознавать, что основы его лежат глубже ее личного существования, что искать их надо за пределами преходящего единичного бытия. И она обращается тогда к разуму, ему доверяет свое горе. Призванный по самой природе своей к усмотрению всеобщего и устойчивого в смене единичных явлений разум, принимая доверенное ему одинокой душою, освобождает его12 от личных ограничений: сила мудрости раскрывает в одиноком несчастье трагедию мира и превращает задачу, тяготеющую над единичностью, в задачу мировую. Так зарождается философская проблема, т. е. проблема жизни, постигнутая и принятая не в личном выражении своем, но в своем универсальном образе, поглотившем в себе все единичные ее воплощения. В страдании одинокой души мысль открывает космический разрыв между единичным и всеобщим и постигает личное несчастье как непримиренность мировых начал.