Философия права
Шрифт:
Прибавление. Все дело – в единстве всеобщности и особенности в государстве. В древних государствах субъективная цель была целиком тожественна с волей государства; в новейшее время мы требуем, напротив, собственного взгляда, собственного воления и собственной совести. У древних не было совести в этом смысле; последним словом для них была воля государства. В то время как в азиатских деспотиях у индивидуума не было интимной стороны, никакого внутреннего оправдания, в новейшее время человек хочет, чтобы его уважали со стороны его внутреннего существа. В соединении обязанности и права имеется та двойственная сторона, что то, чего государство требует как обязанности, есть непосредственно также и право индивидуальности, ибо государство именно и есть не что иное, как организация понятия свободы. Определения индивидуальной воли приводятся государством в некое объективное наличное бытие и лишь благодаря ему они достигают
Действительная идея, дух, который сам себя делит на две идеализованные сферы своего понятия, на семью и гражданское общество, как на сферы своей конечности, чтобы, пройдя через их идеальность, стать для себя бесконечным действительным духом, – этот дух распределяет, стало быть, между этими сферами материал этой своей конечной действительности, распределяет индивидуумов в качестве множества (Menge), так что по отношению к единичному человеку это распределение представляется опосредствованным обстоятельствами, произволом и собственным выбором своего призвания (§ 185 и примечание к этому параграфу).
Прибавление. В платоновском государстве субъективная свобода еще не признается, так как власти еще предуказывают индиви{274}дуумам, чем они должны заниматься. Во многих восточных государствах это распределение занятий определяется уже рождением. Но субъективная свобода, которая должна быть принята во внимание, требует свободного выбора занятий индивидуумами.
В этих сферах, в которых его моменты, единичность и особенность, обладают своей непосредственной и рефлектированной реальностью, дух выступает, как излучающая в них свой свет (in sie scheinende) объективная всеобщность, как власть разумного в необходимости (§ 184), а именно, как рассмотренные выше учреждения.
Прибавление. Государство как дух диференцируется на особенные определения своего понятия, своего способа бытия. Если нужно привести пример из царства природы, то укажем на нервную систему, которая есть собственно ощущающая система; она есть абстрактный момент бытия у самого себя и обладания в последнем тожеством с самим собою. Но анализ ощущения показывает две стороны, и разделение происходит так, что различия выступают как целые системы: первая из этих систем есть абстрактное чувствование, удержание у себя, глухое движение внутри себя, воспроизведение, внутреннее самопитание, продуцирование и переваривание. Второй момент состоит в том, что это у себя-самого-бытие имеет противостоящий ему момент различия, выхождения во вне. Последнее есть раздражимость, выхождение ощущения во вне. Она составляет особую систему, и существуют низшие классы животных, у которых развилась лишь эта система, а не душевное единство ощущения внутри себя. Если будем сравнивать эти природные отношения с духовными отношениями, то семью нужно ставить в один ряд с чувствительностью, а гражданское общество с раздражимостью. Третий момент, это – государство, нервная система сама по себе, организованная внутри себя, но она жива лишь постольку, поскольку в ней развиты оба момента – здесь эти моменты суть семья и гражданское общество. Законы, управляющие ими, суть учреждения, излучающийся в них свет разумного. Основание же, последнюю истину этих учреждений представляет собою дух, который есть их всеобщая цель и знаемый предмет. Семья, правда, также нравственна, однако цель еще не есть в ней как знаемая; напротив, в гражданском обществе определяющим является разделение.{275}
Так как индивидуумы, из которых состоит множество, сами суть духовные естества и, следовательно, содержат в себе двойственный момент, а именно – крайность для себя знающей и волящей единичности и крайность всеобщности, знающей и волящей субстанциальное; так как они поэтому добиваются права этих двух сторон лишь постольку, поскольку они действительны и как частные, и как субстанциальные лица, – то они добиваются в вышеуказанных сферах частью непосредственно первой и частью второй крайности; первой крайности они достигают, находя свое существенное самосознание в учреждениях, как во в себе сущем всеобщем их особенных интересов, а второй крайности они достигают тем, что эти учреждения доставляют им в рамках корпорации занятие и деятельность, направленные на осуществление всеобщей цели.
Эти учреждения составляют государственный строй в сфере особенного, т.е. развитую и осуществленную разумность, и суть поэтому прочный базис государства, равно как и базис доверия и преданного умонастроения индивидуумов по отношению к нему; они суть также столпы публичной свободы, так как в них реализована и разумна особенная свобода и, следовательно, в них самих имеется в себе соединение свободы и необходимости.
Прибавление. Уже раньше мы заметили, что святость брака и учреждения, в которых гражданское общество выступает как нравственное, делают прочным целое, т.е. всеобщее есть вместе с тем дело каждого как особенного. Здесь важно, чтобы закон разума и закон особенной свободы взаимно проникали друг друга и чтобы моя особенная цель стала тожественной со всеобщим; в противном случае государство висит в воздухе. Высокая самооценка индивидуумов составляет его (государства) действительность, а его прочностью является тожество вышеуказанных двух сторон. Часто говорят, что целью государства является счастье граждан; это, несомненно, верно: если им не хорошо, если их субъективная цель не удовлетворена, если они не находят, что опосредствованием этого удовлетворения является государство как таковое, то последнее стоит на слабых ногах.
Но дух не только как эта необходимость и как царство явления, а также и как идеальность последних и как их внутреннее объекти{276}вен и действителен для себя. Таким образом эта субстанциальная всеобщность есть предмет и цель для самой себя, а эта необходимость существует благодаря этому для себя также и в образе свободы.
Необходимость в идеальности есть развитие идеи внутри ее самой; как субъективная субстанциальность, она есть политическое умонастроение; как объективная субстанциальность в отличие от субъективной она есть организм государства, политическое государство в собственном смысле и его устройство.
Прибавление. Единство волящей и знающей себя свободы существует прежде всего как необходимость. Субстанциальное, значит, есть здесь как субъективное существование индивидуумов. Но другим видом необходимости является организм, т.е. дух есть процесс внутри самого себя, расчленяется внутри себя, полагает различия внутри себя и совершает посредством этих различий свой круговорот
Политическое умонастроение, патриотизм вообще, как обретающаяся в истине уверенность (исключительно лишь субъективная уверенность не проистекает из истины, и есть лишь мнение) и ставшее привычкой воление, есть лишь результат существующих в государстве учреждений, в каковом разумность действительна, равно как и она являет себя деятельной посредством соответствующего этим учреждениям действования. – Это умонастроение есть вообще доверие (которое может перейти в более или менее развитое разумение), сознание, что мой субстанциальный и особенный интерес сохраняется и содержится в интересе и цели другого (здесь – в интересе и цели государства), как находящегося в отношении ко мне как к единичному, благодаря чему этот другой непосредственно не есть для меня другой, и я в сознании этого свободен.
Примечание. Под патриотизмом часто понимают лишь готовность приносить чрезвычайные жертвы и совершать необыкновенные поступки. Но по существу он представляет собою умонастроение, которое в обычном состоянии и обычных жизненных обстоятельствах привыкло знать государство субстанциальной основой и целью. Это-то сознание, показывающее свою прочность в обычном ходе жизни при всех обстоятельствах, и делается затем также основой готовности к чрезвычайному напряжению. Но так как люди часто охотнее великодушны, чем правомерны, то они легко убеждают себя, что обладают пер{277}вым, чрезвычайным патриотизмом, дабы избавить себя от последнего, подлинного патриотического умонастроения или извинить его отсутствие. – Если, далее, это умонастроение рассматривается как то, что само по себе может быть исходным пунктом и проистекать из субъективных представлений и мыслей, то его смешивают с мнением, так как оно при таком взгляде лишается своей подлинной основы, объективной реальности.