Философские и эстетические основы поэтики Дж. Д. Сэлинджера
Шрифт:
Увидев свет в мае 1952 г. в лондонском журнале «Уорлд ревью», рассказ «Голубой период де Домье-Смита» занял в книге восьмое по счету место.
Художественный его замысел состоит в том, чтобы показать мировосприятие героя рассказа, когда ему было девятнадцать лет. Прием рассказа-воспоминания переносит тридцатидвухлетнего героя на тринадцать лет назад. Мир казался ему чужим и враждебным, окружающие люди вызывали раздражение, одиночество представлялось безысходным. Спасение пришло к нему в дни пребывания в Канаде, где он работал учителем в частной художественной школе супругов Йошото, обучение в которой велось заочно, при помощи переписки. Спасение, пришедшее к герою, приняло вид мистического озарения, которое он познал у витрины мастерской ортопедических принадлежностей, воспринятой им как символ
Ф. Гвинну и Дж. Блотнеру рассказ представляется юмористической трактовкой Эдипова комплекса, описанием любви героя к матери (причем не обычной сыновней любви, а с «подавленным сексуальным компонентом») и ненависти к отчиму. Ситуацию, по Фрейду, они усматривают и во взаимоотношениях супругов Йошото, к которым попадает рассказчик. Еще одна аналогичная ситуация, по их мнению — отношения монахини сестры Ирмы и ее наставника отца Циммермана, с которыми и рассказчик и читатель знакомы лишь заочно. Спасение, считают Ф. Гвинн и Дж. Блотнер, герой находит вначале в ощущении «мрачной мистической ночи души», а затем во внезапном озарении. Однако героя они видят в отрицательном свете. Если бы Сэлинджер не сделал протагониста «Голубого периода де Домье-Смита» таким не по годам развитым юнцом, пишут критики, а в изображении супругов Йошото содержалось бы меньше фантастических элементов, можно было бы оценить рассказ примерно так же, как они оценили «Посвящается Эсме», т. е. назвать его вершиной творчества писателя.
У. Френч находит, что в рассказе о Домье-Смите автора прежде всего волнуют проблемы воспитания молодого поколения, поскольку Сэлинджер не удовлетворен своим собственным воспитанием и образованием. Отдавая дань фрейдистскому подходу, У. Френч поясняет «богоявление», т. e. озарение у витрины магазина ортопедических принадлежностей, тем, чтодевушку, которая убирает витрину, герой отождествляет с недоступной для него монахиней, сестрой Ирмой. Он не может помочь подняться на ноги девушке, упавшей за стеклом витрины, и это, по У. Френчу, символизирует его бессилие в обучении сестры Ирмы живописи (тем более, что дальнейшую переписку им запрещает отец Циммерман). Отчего же вдруг на Домье-Смита нисходит успокоение? У. Френч объясняет это тем, что герой понял: помочь можно только тем, кто лишен таланта, а талантливые должны идти собственным путем; помочь можно тем, кто просит помощи, а просят ее одни лишь бездарности. Эта логическая конструкция, однако, сразу же распадается, если сопоставить ее с содержанием рассказа: сестра Ирма, по утверждению самого Домье-Смита, гениальна, но именно она нуждается в помощи и просит ее.
К. Александер ведет поиски смысла злоключений молодого художника в русле экзистенциалистских рассуждений о том, что рассказ будто бы написан для того, чтобы осветить те положения «философии существования», которые говорят, что жизнь в принципе отвратительна, что радость в ней бывает редким мгновенным гостем, что все люди одиноки и разобщены. Домье-Смита она считает «типичным сэлинджеровским героем», эскейпистом, стремящимся убежать в мир вымысла. Проблеме отчуждения критик посвящает особое рассуждение, смысл которого сводится к тому, что отчужденными чувствуют себя лишь натуры тонко организованные, наделенные богатым воображением.
В экзистенциалистском же ключе рассматривает образ протагониста рассказа и Д. Гэллоуэй. Герой, по его мысли, пытается создать новый образ себя самого, дабы иметь возможность противостоять миру, в котором он почувствовал себя отверженным. Правда, Д. Гэллоуэй не отказывается и от рассуждений относительно Эдипова комплекса героя, но основной его вывод (из-за чего, собственно, в его книге об «абсурдном герое» уделено много места образу Домье-Смита) состоит в том, что жизнь приемлема лишь, если некое мистическое видение может помочь изменить в сознании человека образ мира.
В мистическом озарении героя, происшедшем у витрины магазина ортопедических принадлежностей, Дж. Миллер-младший усмотрел аналогию с озарением одинокого поэта и философа Стивена Дедала в «Портрете художника в молодости», которое заставило его покинуть стезю служителя бога и встретиться лицом к лицу с миром. Так и герой рассказа «Голубой период де Домье-Смита», считает Дж. Миллер, возвращаясь к прежней жизни, символически возвращается к человечеству. Здесь, однако, нужно учитывать, что у Джеймса Джойса основной смысл философии «Портрета художника в молодости» — отход от католицизма, тогда как озарение Домье-Смита у витрины мастерской ортопедических принадлежностей описано как откровение религиозное, хотя и в плане дзэн-буддистского внеинтеллектуального просветления.
Если идти путем литературных параллелей и далее, то можно будет сказать, что озарение Домье-Смита, скорее, аналогично тому ощущению, которое описано у Жорж Санд. Это ощущение, по словам Санд, было испытано ею самой, когда она училась в английском католическом монастыре в Париже. Приводим далее оба отрывка.
У Сэлинджера: «И тогда это случилось. Вдруг взошло солнце (надеюсь, я рассказываю об этом со всей подобающей скромностью) и устремилось к моей переносице со скоростью девяноста трех миллионов миль в секунду. Ослепленный и очень испуганный, я оперся рукой о стекло витрины, чтобы не упасть. Все вместе это длилось не более нескольких секунд. Когда ко мне снова вернулось зрение, девушки уже не было, в витрине сверкало дважды благословенное поле изысканных эмалированных цветов». [109]
109
Сэлинджер Дж. Д. Голубой период де Домье Смита. — «Новый мир», 1963, № 11, с. 166.
У Жорж Санд: «Мне показалось, что звезда, как бы вписанная в витраж, затерянная в необъятном пространстве, внимательно смотрела на меня. Пели птицы, вокруг были покой, очарование, благоговейная сосредоточенность, тайна, о которой я никогда не имела представления. Не знаю, что меня вдруг потрясло так сильно… У меня закружилась голова… Мне показалось, что какой-то голос шепнул мне на ухо: „Tole, lege“. Слезы потоком хлестнули из глаз… Я поняла, что это любовь к богу… Словно стена рухнула между этим очагом беспредельной любви и пламенем, дремавшим в моей душе…» [110]
110
Цит. по: Моруа Андре. Жорж Санд. М., 1967 с. 32.
Если принять во внимание различие двух эпох, которое сказывается на манере изложения, индивидуальный стиль писателей, а также то, что в первом случае речь идет о внеинтеллектуальном просветлении в дзэн, а во втором, говоря словами А. Моруа, — «о непосредственной связи с божественной волей» христианского толка, можно со всей определенностью утверждать, что эти два описания озарения аналогичны.
Несмотря на всю фантасмагоричность жизни Домье-Смита в семействе Йошото (которая в конечном счете и является, по замыслу писателя, абсурдным толчком, приводящим согласно учению дзэн к просветлению), реалистический строй рассказа «Голубой период де Домье-Смита» также несомненен. Это отмечают советские критики. Сэлинджер противопоставляет подделки коммерческого искусства, потребляемого обывателями, поискам настоящего талантливого отображения жизни (Т. Л. Морозова); Домье-Смит пытается в мире бездарности и уродств поймать искру чужого таланта (Р. Райт-Ковалева); в рассказе показано, что чувство внутреннего удовлетворения и самодовольства — счастливый удел только тупых мещан (Ю. Я. Лидский).
По замыслу писателя, «главное чувство» в «Голубом периоде де Домье-Смита» — откровение. Оно описано, как мы уже отмечали, в духе установлений дзэн о просветлении (сатори). Дзэн учит, что просветление может быть доступно каждому человеку, оно означает «новый взгляд на жизнь, на свое место в ней, новое отношение к действительности». [111] Достигнув состояния сатори, человек, по утверждению учителей дзэн, меняется. Он по-новому начинает относиться к тем жизненным проблемам, которых раньше не понимал и которые казались ему неразрешимыми. Толчком к сатори «может послужить любое сильное переживание, потрясение, сильное впечатление». [112] Однако это лишь один из способов вызвать сатори. Другими такими способами считаются применение коан и процесс труда. «Если человек стремится довести свое дело, какой бы характер оно ни носило, до художественного совершенства, он может достигнуть сатори». [113]
111
Арутюнов С. А., Светлов Г. Е. Старые и новые боги Японии. М., 1968, с. 60.
112
Там же, с. 61.
113
Арутюнов С. А., Свeтлов Г. Е. Старые и новые боги Японии, М., 1964, с. 62.