Философский комментарий. Статьи, рецензии, публицистика 1997 - 2015
Шрифт:
В логическом пределе значение, выданное за смысл, замкнуто на себе, обособлено от контекста, не включает в себя ассоциативно созначение . Чтобы похитить у социо-куль-туры идейную самоценность , не обязательно урав-нивать духовное с биофизи-чес-ким. В «Единственном и его достоянии» (1844) Макс Штирнер противопоставил химе-ри-ческим, по его мнению, головным конструк-там — вроде «бога» и прочих человеческих свя-тынь — как будто непреложную факти-чность индивида и его плоти. Неаутентичен для Штир-нера (как и для его современ-ни-ков, Маркса, Фейербаха, Бакунина) смысл как та-ко-вой — подлинно в « Единственном …» «я», реферирующее к своему телу. Жак Дер-ри-да был прав, когда упрекал в «Спектрах Мар-кса» (1993) философию, сложившуюся в 1840-х гг., за то, что ее « контрмагия » (чи-тай: ее стремление покончить с «приз-ра-чно-стью» логосферы ) таит в себе все ту же ма-ги-ческую подоплеку. Индивидное у Штир-не-ра занимает место, которое было зарезер-ви-ровано за всеобщим, знаменует собой смену са-кральных ценностей, а не полную эман-сипацию от них, недопустимо абстрагирует кон-кретность: ведь в виду имеется вся-кое «я».
Критика, метившая в поколение 1840-х гг., была в «Спектрах Маркса» и авто-де-кон-струк-цией постмодернистского ( постисторического ) мышления, одним из главных за-стрель-щиков которого выступил сам Деррида . Подозревая в символическом порядке спло-шную иллюзорность,
Впрочем, у вторичности всегда было больше власти, чем она того заслуживала. Псе-в-досмысл жаждет править в социокультуре , не будучи самовласт-ным, восполняя свою не-полноценность. Он завоевывает го-сподство в обществе, формирующемся по ту сто-ро-ну мифоритуального , не семан-ти-чес-ким, а соматическим путем — в виде доминан-т-но-го положения избранных семей, пе-ре-даваемого по наследству, или бунтов плебса, вы-зы-ваемых нехваткой материальных благ. Биополитика , которую изучали Мишель Фу-ко, Джорджо Агамбен и другие, дву-ко-нечна . С одной стороны, она добивается уль-ти-ма-тив-ности за счет того, что безого-во-ро-чно отлучает подданных от смысла, низводит их на ступень сугубо отприродных осо-бей, занятых принудительным, рабским трудом или объяв-ляемых вне закона. Эта виктимизация впря-мую противоречит архаическим жерт-во-приношениям, спиритуализовавшим умер-щ-вля-емую плоть. С другой стороны, би-о-по-литика дает отдельным лицам преиму-ще-ст-во не по делам, а по рождению и тем са-мым выводит династическую власть, длящуюся от поколения к по-колению, за скобки ис-тории, обрекаемой буксовать в неизменном времени.
Власти псевдосмысла не достает аргументативности , внутренней логики, убежден-но-сти в том, что она самоправна . Она наглухо отгораживается от людских масс, осуще-ст-вляя тайную политику, базирующуюся на обмане, на одурачивании ведЛмого ею об-ще-ст-ва. Лгут неуверенные в себе. Но истории хорошо известен и другой тип тайны, ко-то-рая вынашивается в неофициальных объединениях лиц, посвященных в сверхсмысл (ма-соны, кружки заговорщиков-революционеров, эзотерически-мистериальные союзы). Ес-ли сверхсмыслу удается вырваться из групповой стесненности, публично реали-зо-вать-ся, он становится фундаментализмом, который досрочно подводит черту под исто-ри-ей и, соответственно, прибегает к насилию и жестокости, несущим преждевре-мен-ный конец человеческим жизням (как это мы знаем на примерах камбоджийских ком-му-нистов и афганских талибов ). Спасительный в обещаниях, эсхатологизм въявь тре-бу-ет кровавых жертв.
Избавляясь от смысла, философия отбирает у языка способность генерировать тек-с-ты. Согласно «Логико-философскому трактату» (1918, 1921), «смысл мира» лежит «вне его» (6. 41), но проникновение в эту трансцендент-ную область для Людвига Витген-штей-на — дело мистиков, а не научной рациональности, которой известны лишь ис-тин-ные («тавтологические») и ложные («контрадикторные») высказывания о непосред-ст-вен-но предстающей нам действительности. Под таким углом зрения у текстов, ведущих са-мобытную жизнь, нет шансов явиться на свет, а язык вступает в одно-однозначное со-ответствие (или несоответствие) с положением вещей. Границы языка и знания сов-па-дают между собой (5. 62). В русском и в других европейских языках не все пальцы ног имеют названия. Следует ли считать, что у нас нет о них ни малейшего понятия? Под-ста-новка значений в позицию смысла, претендующая на фактологичность , упускает из вни-мания тот несомненный факт, что язык составляет неотъемлемую часть социокуль-ту-ры , творящей себя и потому заявляющей свое право на произвол относительно при-род-ного порядка. Выросшая из логицизма 1910—1920-х гг. аналитиче-ская философия ста-рается обуздать эту вседозволенность, эксплицируя употребление слов и переводя их мно-го-значность в моносемию . Реверс тропообразования достигает здесь своей край-ней то-чки, упирается в скучнейший (неинформативный) буквализм. Смысл без остатка вы-тесняется в аналитической филосо-фии значением. Негодующие реплики по ее адре-су, прозвучавшие в «Одномерном че-ло-веке» (1964) Герберта Маркузе, остаются в силе по сию пору. Среди прочего Мар-ку-зе назвал антиметафизику подобной выделки «садо-ма-зо-хизмом интеллектуалов». И впрямь: аналитическая философия тратит немало ум-ст-венной энергии с целью не рас-ши-рения, а сужения семиосферы , в которой бытует. Тем самым этот способ мышления за-гоняет себя в исторический тупик, в бесперс-пек-тив-ность и подготавливает контрреволюционную, антидиссидентскую «политкор-рек-т-ность» в публичном словоупотреблении, опошляющую когнитивную «корректность».
Выше шла речь о метатекстах культуры и о политической борьбе за верховенство в ней (что почти одно и то же). Псевдосмыслом пропитана также ее пов-сед-невная реа-ли-за-ция. Захватом значениями функции смысла объясняется возведение соб-ственности, ко-торой распоряжаются члены общества, в сигналы социального пре-сти-жа, будь то ях-та олигарха или доступный по стоимости сразу многим электронный гад-жет послед-не-го выпуска. Товары, извещающие о привилегированном статусе их вла-дельцев, допус-тим сумка « Louis Vuitton », часто подделываются не потому только, что фальсификаты при-носят сверхприбыль их изготовителю, но и потому еще, что их про-изводство запро-грам-мировано тем взглядом на вещь, который превращает ее служеб-ную ценность в сим-во-лическую по принципу quid pro quo . Можно сказать так: вещь, исключительно ути-литарная по характеру, не фальсифицируема, она лишь воспро-из-во-ди-ма. Для Марк-са и адептов его философии (таких, как Георг Лукач) фетишизм — дети-ще капитали-сти-чес-кого рынка, на котором отношения между людьми замещаются от-но-шениями между то-варами. Но, как явствует из полевых исследований Бронислава Ма-ли-нов-ского («Ар-го-навты Западной части Тихого Океана», 1922), в традиционном, близ-ком к арха-и-чес-ко-му , обществе не рынок «овеществляет» человека, а наоборот: фе-ти-шизация объектов (ра-ковин особой формы у тробриандцев ) становится предпо-сыл-кой ритуального об-ме-на, предшествующего торговому. Рыночная трансакция вводит уча-ствующие в ней объе-к-ты, несмотря на их разницу, в некое единое лишь в во-об-ра-же-нии аксиологическое про-странство, то есть манипулирует
Наряду со значением в качестве смысла Dasein преподносит и назначение ар-те-фак-тов и орудий, с чем корреспондирует прагматизм в философии, загипнотизированный ус-пешностью действий в ущерб рассмотрению их семантики. Смы c л действия заклю-чен в его интенции. Если вместо разгадывания мотивировок, подталкивающих нас к той или иной активности, на перед-ний план выдвигается ее эффект, то она становится уве-ковечиванием современности. Действие, не истолкованное по про-исхождению, а из-ме-рен-ное по результату, совершается в настоящем времени, воочию наступившем по-зи-тивно либо (в случае недостижения цели) негативно. И в фи-лософском и в по-ве-ден-чес-ком исполнении прагматизм придает истории лишь кажи-мость смысла, коль скоро та не застывает ни в какой из современностей — текучих, не-ус-тойчивых. В условиях за-тем-ненных мотивировок, лежащих в основании поступков, че-ловек сливается с ин-стру-мен-том, которым пользуется (и отождествляется в макси-му-ме сопровождающей такое сли-яние авторефлексии , например у Ламетри , с машиной). Че-ловек-орудие утвержда-ет себя, оправдывая любые средства, если они результативны. Уле-тучивание смысла чревато безнравственностью. Тогда как мода мнимо инно-ва-тив-на , прагматическое по-веде-ние ложно консервативно. Оно направлено на то, чтобы удер-жать достигнутое, сделать современность непреходящей, но тем самым вызывает кри-зисы, поскольку на-стоящее оказывается безвыходным, не желающим уступать себя не-устанно верша-щей-ся истории. Закономерно, что самый грандиозный биржевой крах ра-зыгрался в 1929 г. на родине философского прагматизма — в США. Эта катастрофа, как и всякий иной фи-нансовый кризис, была следствием того, что при вложении денег, вро-де бы устойчиво вы-годном, не учитывалась та динамика, сообразно которой чем боль-ше их инвести-ро-ва-но, тем ниже их цена. История принципиально неэкономична, она разрушает любой рас-чет на получение предельной прибыли при минимуме трат. Мо-лодые российские чиновники, охваченные решимостью эффективно реформировать об-разование и науку в стране, не ведают, что творят, не подозревают, какой урон их ожи-дает.
Неважно, значение или назначение явленного в социокультурной практике при-под-ни-мается на уровень смысла, в обеих ситуациях подменный Дух, намертво сцепленный с референтами, от них отсчитывающий себя, закупоренный в текущем моменте, огра-ни-чивает сознание, принуждает его быть односторонним, фиксированным на прило-же-нии к действительности, бессильным выстраивать собственный мир. Чистый смысл сво-боден в выборе как термов, которые он сопрягает, так и типа связи, устанавли-ва-е-мой между ними. Он не использует вещи, а вольно комбинирует их, так что в такой, под-дающейся глобальному трансформированию среде открывается позиция для вовсе ино-го, для еще небывалой вселенной, куда и устремляется креативность логоистории . Чем слабее такое визионерство, тем более витальность , упускающая из виду то, как она мог-ла бы быть качественно преобразована, накапливается количественно, спасает себя в телесном умножении, как то происходит сейчас, когда население земного шара пере-ва-ливает через границу в семь миллиардов человек.
2
Псевдосмысл ведет непрекращающуюся войну со смыслом, который он не в силах по-бедить, пока история не иссякла, и потому компрометирует, выставляет в качестве стра-дающего пороками, неприемлемыми для здравого рассудка. Очернительство осу-ще-ствляется с помощью самых разных уловок, одна из которых состоит в том, чтобы об-винить дешифровку смыслопорождения в параноидности , в безосновательной подо-зри-тельности. Так, Одо Марквард скопом отвергал философию истории, якобы непре-мен-но выдумывающую «образ врага» в жажде сообщить человеческому времени целе-по-ложенность , которую оно должно обрести в схватке за истину. [5] Н екоторые (прежде всего политизированные) историософии (например, марксизм) и впрямь имеют дело с фи-гурой антагониста, мешающего обществу организоваться раз и навсегда наилучшим спо-собом. Но есть и такие историософии (скажем, учения Иоахима Флорского или Джам-м-баттиста Вико), что не рассматривают срезы социокультурного развития как вну-трен-не агональные , обходясь тем самым без «образа врага» (диахрония здесь акту-а-ли-зу-ет возможности, вложенные в человеческую природу). Компрометация попыток рас-се-кретить смысл исторического творчества замалчивает неугодные ей факты. По-нят-но, что c мысл , коль скоро он ассоциирует значения, не дан, в отличие от них, для непо-сред-ственного созерцания. Как отношение, как идеальность он не постигаем по-ми-мо ги-потез, догадок. Предположение питает и интерес к Логосу, и сознание, плененное конспирологией . Логос, однако, отнюдь не следствие злоумышления. Те, кто сверты-ва-ют поиски смысла к «теории заговора», сами параноидны: их преследует страх, кото-рый внушает им смысл, прячущийся под поверхностью явлений. От смысла нам стано-вится не по себе (он и есть « das Un-heimliche »), потому что он с нами везде и всегда, никогда и нигде в символическом порядке не открываясь в своей чистой форме.
5
Marquard Odo. Schwierigkeiten mit der Geschichtsphilosophie. Aufstze. Frankfurt am Main , 1982. P. 77 ff .
Существуют и многие иные приемы, посредством которых опорочивается смысл. Он объявляется то неразрешимо антиномичным (но как раз по той причине, что он допус-ка-ет взаимоисключающие ответы на один и тот же вопрос, социокультура представляет со-бой динамичное образование, обнаруживающее в себе все новые и новые потенции), то плодящим, по выражению Гоббса, «пустые имена», не обеспеченные обступающими нас реалиями (прикажете отменить искусство?), то избыточно удваивающим мир (пусть так! — не будь, однако, этого дубликата, откуда взялась бы оперирующая как буд-то одними значениями экспериментальная наука, которая ставит действительность в ус-ловия, в той не наличные?). [6]