Филумена Мартурано

де Филиппо Эдуардо

ЛЮЧИЯ. А если он заметит?

АЛЬФРЕДО. Вряд ли он придет. Рычал, как зверь... А если и придет? Я старше его, и мне кофе нужнее. Кто его заставлял ночевать посреди улицы?

ЛЮЧИЯ. Ладно, сейчас разогрею и принесу. (Идет к левой двери.)

Справа входит Розалия.

(Останавливается и предупреждает Альфредо о ее приходе.) Донна Розалия! (Видя, что Альфредо молча смотрит на Розалию.) Да, зачем это я шла? А... сейчас принесу кофе.

АЛЬФРЕДО. Вот хорошо, что ты пришла, Розалия! Свари свежего кофе для дона Доменико.

Хоть полчашки бы выпить!

Лючия уходит. Розалия делает вид, что не замечает Альфредо и, погруженная в свои мысли, идет в спальню донны Филумены. Альфредо, от которого не укрылось поведение Розалии, дает ей возможность дойти до порога спальни, а потом с иронией окликает ее.

Розали! Что с тобой?.. Язык проглотила?

РОЗАЛИЯ (безразлично). Не заметила тебя.

АЛЬФРЕДО. Не заметила? Может быть, я похож на цыпленка, усевшегося на стуле? (Закашлялся.)

РОЗАЛИЯ. А цыпленок-то кашляет... (Поддразнивая Альфредо, кашляет сама.)

АЛЬФРЕДО. Говоришь, кашляет? А ты рано сегодня вышла из дому?

РОЗАЛИЯ (загадочно). Еще бы!

АЛЬФРЕДО. Где была?

РОЗАЛИЯ. В церкви.

АЛЬФРЕДО (не веря). В церкви? А потом отправила три письма донны Филумены?..

РОЗАЛИЯ (захваченная врасплох). Знал, а спрашиваешь? Зачем?

АЛЬФРЕДО (делая вид, что ему безразлично). Так просто. А кому письма?

РОЗАЛИЯ. Я же тебе сказала: цыпленок-то простудился.

АЛЬФРЕДО (обиженно, он не понял, мрачно). При чем здесь моя простуда?

РОЗАЛИЯ. Тебе ничего нельзя доверить — все разболтаешь! И вообще ты — шпион!

АЛЬФРЕДО. Что? Когда я за тобой шпионил?

РОЗАЛИЯ. За мной нечего шпионить. Я чиста, как вода из родника. И дела мои известны... вот. (Речитативом, словно повторяла это десятки раз и знает на память.) Родилась в тысяча восемьсот семидесятом году. Посчитай, сколько мне лет. Из семьи бедных, но честных родителей. Моя мать София Тромбетта была прачкой. Отец мой Прокопио Солимене — кузнецом. Розалия Солимене — это я — и Венченцо Бальоре, который чинил зонтики и делал глиняные чаши, вступили в законный брак второго ноября тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года...

АЛЬФРЕДО. Ничего себе, ну и выбрали денек... Мертвых поминают, а они женятся...

РОЗАЛИЯ. С тобой забыли посоветоваться,

АЛЬФРЕДО (развеселившись). Все равно не послушались бы. (Поощряя ее.) Ну, а дальше?

РОЗАЛИЯ. После этого на свет появилось сразу трое детей. Акушерка, сообщив эту новость моему супругу — он месил глину, — увидела, как он нырнул головой в яму.

АЛЬФРЕДО. Захотелось освежиться?

РОЗАЛИЯ (с горечью повторяет последнюю фразу, чтобы, дать понять неуместность шутки). Нырнул в яму головой... внезапный обморок... смерть. Так и жила сиротой: ни отца, ни матери... ни мужа...

АЛЬФРЕДО. И везет же тебе на троицу.

РОЗАЛИЯ. ...с тремя малютками... Поселилась я в переулке Сан-Либорио, в подвале дома номер восемьдесят, торговала мухоловками,

детскими гробиками и в праздники Пьереротта бумажными колпаками. Мухоловки сама мастерила, но денег едва хватало, чтобы прокормить моих деток. В переулке я и познакомилась с донной Филуменой — она еще девочкой играла с моими ребятишками. Так прошел двадцать один год, а дети мои по-прежнему без работы. Ну и разъехались все. Один — в Австралию, два — в Америку... больше я о них ничего и не слышала. Осталась одна-одинешенька. Одна с мухоловками, гробиками и колпаками. Ну, хватит об этом, иначе сойду с ума! Если бы не донна Филумена — она взяла меня к себе, когда стала жить с доном Доменико, — пришлось бы мне стоять у церкви и просить милостыню! Спасибо и до свидания, кино кончилось.

АЛЬФРЕДО (смеется). Завтра новая программа! Но кому же ты отнесла три письма, нельзя ли узнать?

РОЗАЛИЯ. Мне доверили деликатное поручение, и я не могу его никому передоверить. Иначе оно станет всем известно.

АЛЬФРЕДО (разочарованно, зло). Ну и вредная ты! То-то тебя всю скрючило от злости. Уродина!

РОЗАЛИЯ (сдержанно). Я не собираюсь выходить замуж!

АЛЬФРЕДО (забыв обмен оскорблениями, привычным доверительным тоном). Пришей мне пуговицу. (Показывает куда пришить.)

РОЗАЛИЯ (направляясь в спальню, так же примирительно). Завтра, если будет время.

АЛЬФРЕДО. И тесемку на трусах.

РОЗАЛИЯ. Купишь тесьму — пришью. (У двери, ведущей в комнату Филумены.) Можно войти? (С достоинством выходит в дверь налево.)

Из глубины сцены выходит Лючия с чашкой. Слышен звонок у двери. Она ставит на стол чашку, возвращается в переднюю. Через минуту из глубины сцены в сопровождении Лючии входит бледный, заспанный Доменико.

ДОМЕНИКО (замечает чашку кофе на столе). Кофе?

ЛЮЧИЯ (бросив понимающий взгляд на Альфредо, который при появлении Доменико встал). Да, синьор.

ДОМЕНИКО. Дай-ка мне.

Лючия подает чашку Доменико.

(Залпом выпивает.) О, так хотелось хотя бы глоток кофе!

АЛЬФРЕДО (мрачно). Мне тоже.

ДОМЕНИКО (Лючии). Принеси и ему чашку. (Садится за стол, подперев голову руками, погруженный в тяжелые размышления.)

Лючия делает знаки Альфредо, стараясь дать ему понять, что оставшаяся половина кофе разбавлена водой.

АЛЬФРЕДО (потеряв терпение, в бешенстве). Все равно неси!

Лючия удаляется налево, вглубь сцены.

ДОМЕНИКО. Что случилось?

АЛЬФРЕДО (улыбается через силу). Говорит, что кофе остыло. Я сказал, чтобы все равно принесла.

ДОМЕНИКО. Подогреет и принесет. (Снова задумывается.) Был у адвоката?

АЛЬФРЕДО. А как же!

ДОМЕНИКО. Когда придет?

АЛЬФРЕДО. Как только освободится. В течение дня обязательно.

Возвращается Лючия с чашкой кофе. Подходит к Альфредо, подает ему чашку, иронически смотрит на него и, развеселившись, удаляется. Альфредо с вызовом начинает пить.