Финальный отсчет
Шрифт:
— Как скажешь, — усмехнулась подруга, провожая взглядом девушку, которая так ничего и не присмотрела, — Я слышала, открылся небольшой клуб в центре, вместо ресторана «Русь». Отзывы неплохие.
— Я под домашним арестом, прямо как в американских фильмах.
— Твоя мама отойдет через пару дней, ты уж мне поверь. Ты уже достаточно взрослая, чтобы решать самой, куда и когда идти. А если что поживешь у меня.
Я согласно кивнула, хоть и считала побег из дома глупой затеей. Все было не настолько плохо, к тому же именно меня стоило винить сегодня за разгром кухни.
— Черт, надень шарфик,
— Да прекрати ты меня пугать, там всего лишь небольшая царапина. — Я все же схватила маленькое зеркало, но оно оказалось мутным, показывая только общий силуэт. Но даже так можно было разглядеть, что царапина покраснела, и как какая-то кожная болезнь, расползалась все дальше по шее. — Черт, гадость какая.
Я схватила нежно-голубой шарфик и прежде чем повязать его, аккуратно потрогала рану — она не болела, но ее края сильно уплотнились, вздувшись как воздушные шарики. Врачи осматривали меня и не заметили ничего подозрительного, а значит, все было в пределах нормы. Я на это надеялась.
10.50
Три человека бездумно бродили между стеллажами, каждый раз отказываясь от нашей помощи, но не то чтобы мы очень упорствовали. В этом и заключалась прелесть подобной работы — люди платили неплохие деньги за совершенно непыльную работенку.
Пока нас спасали разговоры и возможность примерить все на себя.
11.24
Лиза оформила первую покупку, улыбаясь, как фальшивая кукла барби, но именно таково было требование администраторов. Помимо этого мы должны был носить ярко-розовый пиджак, но он выглядел настолько убого, сшитый из дешевой ткани, что вечно покоился на спинке кресла. Так мы успевали накинуть его в случае приближения «боссов».
— У тебя глаза покраснели, — не унимается подруга, разглядывая меня чуть ли не под лупой.
— Прекрати, я знаю, больничный мне не на пользу… ай-й… — Солнце взошло достаточно высоко, чтобы пустить свой луч прямо в окно, пройдясь по гладкому столу и коснуться моего запястья. Я дернулась, почувствовав, словно меня ошпарили кипятком.
— Что с тобой?
— Показалось, что кто-то укусил, — соврала я, потирая ноющее запястье — на нем не осталось никаких следов. Ярко-белый луч медленно продвигался к моей руке, и мне пришлось пересесть вглубь магазина, словно он действительно мог прожечь кожу насквозь. — Ерунда.
12.15
— Будешь? — спросила Лиза, указывая на пачку сублимированной лапши, пару минут назад залитую кипятком. — Я и на тебя купила.
Я принюхалась, тут же чихнув. Порошок перца и запах каких-то ароматизаторов, имитировавших курицу, засели в носу, словно мелкие паразиты. Подруга открыла крышку, помешивая свой обед, отчего ядовитый пар скользнул вверх под потолок и расползся по магазину, прилипнув к товарам. Все вокруг пропиталось запахом дешевой лапши. Я с неподдельным ужасом наблюдала, как девушка накручивает на пластмассовую вилку светло-желтые нитки, извивающиеся как бесконечно длинные черви.
— Гадость, — все,
— Привереда. Там есть сэндвич с тунцом, если хочешь.
Неохотно, я поднялась, направляясь в комнату для сотрудников. На столе сиротливо лежала упаковка с бутербродами, а рядом возвышался все еще горячий чайник. Кофе, как ни странно, никто так и не купил, и мне пришлось довольствоваться чаем. От маленького пакетика в кипятке расходились красно-коричневые круги, в воздухе витал запах лимона, который на этот раз не казался таким уж ароматным как раньше, более того, он больше вообще не напоминал цитрус, отдавая чем-то едким и назойливым.
Сэндвич в руках оказался мягким, проседая под пальцами. Белый хлеб, лист салата, яйцо, рыба, но абсолютно никакого запаха, словно передо мной лежит муляж. Я поднесла бутерброд к губам и откусила кусочек, чувствуя на языке пористое тесто. Больше ничего. Никакого вкуса. Пресный кусок застрял поперек горла, отчего мне пришлось запивать его горячим чаем, чувствуя, как жидкость проталкивает еду по пищеводу.
Врачи перестарались, своим промыванием они отбили у меня не только вкус к жизни, но и сам вкус. Надолго все это? Я отложила бутерброд, пытаясь избавиться от привкуса старых залежалых бумаг. Даже еще один глоток чая не помог убрать с языка это мерзкое ощущение, практически въевшееся в него.
Желудок скрутило, словно этот маленький кусочек сэндвича упал в него с высоты многоэтажки. Боль запульсировала, поднимаясь вверх по пищеводу. Я осушила кружку с чаем, но это только спровоцировало тошноту, засевшую в горле горячим липким комком.
Я согнулась пополам, чувствуя, как пылает каждый нерв, как мышцы сжимаются все туже, превращая меня в ноющую агонизирующую плоть. На корточках мне удается доползти до уборной, когда мой желудок выворачивает наизнанку. Теперь он точно пуст.
13.01
— Ты в порядке? — Лиза смотрит с беспокойством, не глядя, рассчитываясь с очередным покупателем. — Тебя долго не было?
— Нормально, — улыбаюсь я, но лицевые мышцы деревенеют, и мне приходится отвернуться.
За время моего отсутствия магазин превратился в пылающий ад: солнце пробилось сквозь огромные окна, сверкая на зеркальных витринах, растекаясь по кафельному полу. Свет был повсюду, резкий, раздражающий. Мне не хотелось ощутить его на своей коже. От него сердце забилось чаще, словно в страхе погони. Наверное, я сходила с ума, но ничего не хотела с этим делать.
Магазин в час пик ничем не отличался от забитого под завязку вагона метро — люди, толкаясь, прилили к стендам, примеряя на себя разноцветные безделушки, переговаривались, создавая тяжелое облако шума, эхом отражающееся от стен.
Я потерла виски, пытаясь заглушить, начинающую разрастаться в моем мозгу словно опухоль, мигрень. В груди жарким огнем распалялась ненависть. К солнечному свету, к людям, к шуму, к себе самой. Каждая моя клеточка наполнилась до отказа этим всепоглощающим чувством. Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, но приток кислорода только разозлил пламя. Наверное, это отразилось на моем лице.