Финальный танец, или Позови меня с собой
Шрифт:
– А то! – отрезал он. – Ты, как водится, полезла в реку, не проверив, есть ли там брод! Когда тонуть начнешь, будет поздно мне звонить, так что лучше уж я сразу подстрахуюсь.
– Да при чем тут ты?! Это мой бизнес, мой – понимаешь?!
– Ну, еще бы! – Алекс стукнул кулаком по капоту, и Марго вздрогнула. – Я буду «при чем», когда начнется самое интересное – когда тебя кинут на деньги, взорвут или сожгут твою машину, умыкнут твою дочь или тебя саму – да? Вот тогда ты найдешь способ отыскать меня, чтобы поплакать и пожаловаться – да? Я ведь только для этого тебе нужен!
Марго вдруг успокоилась
– А я? Для чего тебе я, скажи? – начала она спокойно, удивив Алекса, приготовившегося к истерике. – Знаешь, что такое кататься в паре на Олимпийских играх, а потом вдруг остаться одной? – возбуждаясь вновь от своих слов и от воспоминаний, так внезапно нахлынувших, продолжала Марго, глядя ему в лицо. – А все смотрят на тебя с удивлением, словно это ты в чем-то виновата. И ты катаешься, недоумевая – не под лед ли провалился твой партнер. Знаешь, какие это ощущения?
Он понял, о чем она говорит, и поморщился:
– Да перестань, тебя что – мужчины не бросали?
– К тому времени еще и не бросали, кстати! – запальчиво бросила она и тут же получила в ответ:
– Хоть в этом я был у тебя первым.
Марго вспыхнула, но сдержалась:
– Знаешь, я даже пощечину тебе не дам. Потому что ты ждешь моей реакции. А я тебя обломаю.
Он согласно кивнул, точно принял ее правила игры, однако не удержался от уточнения:
– Но я не думал, что ты так уж сильно расстроилась – ты же моментально вышла замуж снова.
– Я тебе расскажу сейчас, расскажу. – Марго оглянулась в поисках какой-нибудь опоры, но ее не было. – Некуда сесть, да? Ладно, постоим. Ну, хоть сигарету мне дай.
Алекс вынул пачку, протянул Марго и поднес зажигалку, которую она вырвала из его пальцев, защелкала неумело, прикуривая.
– Челку не спали, курильщица.
– Ты помнишь, как мы встретились в первый раз? – Марго с отвращением затянулась. – Помнишь, что ты внушал мне все последующие годы? Я была ребенком, Алекс. Ты был для меня моим личным ангелом-хранителем. Ты помнишь, как я жаловалась тебе на все?
Он улыбнулся чуть печально, словно вспомнив ее девочкой – такой, как впервые увидел.
– Да, помню, как к вам в школу приезжали дети, друзья по переписке, ты полгода ждала Джессику, но твоя сука-завуч поселила ее к «блатной» девочке. И Джессика была в шоке, и ты плакала.
– Я не просто плакала. Я ждала ее с полным столом блинов, моя бабушка даже самовар привезла ради такого случая. Ты все помнишь?
– Но я все-таки никого не убивал, не преувеличивай.
– Я не говорю, что убивал. Но ты помогал мне. И еще тогда, когда деньги на рынке украли – но ты точно помнишь…
Алекс прервал ее:
– Ты будешь сейчас вспоминать все случаи, когда я тебе помогал? Ты звонила, и я мчался. Тебя обижали – я мчался. Ты плакала – я скупал все платки и вез тебе. Я бросал все и всегда. Я летел самолетами, поездами, машинами, попутками и даже однажды угнал асфальтоукладочный каток.
– То-то я тебя ждала так долго!
Они оба по-доброму рассмеялись – сдержанно, так, как смеются несчастливые люди. Но от души. Марго, морщась, выбросила недокуренную сигарету.
– Ты был для меня опорой. Настоящей опорой всегда,
Алекс молчал, разглядывая зачем-то свои руки. Через минуту молчания он начал полировать ребром ладони поверхность своей машины, затем перешел к отрыванию пуговицы на рубашке.
Марго завелась:
– Не было ни одного дня, чтобы я не обращалась к тебе! И ни одной ночи, в которую я не умоляла бы тебя вернуться – ни одной!
– Я же вернулся, детка…
– Какая я тебе детка, что ты мелешь! Когда я была твоей деткой, ты изменял мне со всеми моими подругами, причем в моем же доме. Ты врал мне, ты пропадал на сутки, запирая меня в доме, ты…
– Еще вспомни, как я раздавил спьяну твою помаду… – перебил Алекс. – И не возражай мне! Я мужчина, в конце концов! У меня были свои ночи без сна. И без тебя. Так было нужно, поверь, так было нужно для твоей же безопасности, для тебя. Думаешь, мне было без тебя легко? Может, ты думаешь, что я прохлаждался под чужим одеялом?
Марго хотела было подтвердить, что да, мол, не сомневалась – так и было, но что-то в его лихорадочно блестевших глазах остановило ее, удержало от ехидной реплики. Алекс глубоко вобрал в легкие воздуха, чуть закашлялся и, отдышавшись, продолжил:
– Я выл от тоски как волк! Я ночами рыскал по кварталу в поисках того, кто захочет померяться со мной силой, искал, куда бы сбросить то злое электричество, которое душило меня каждый вечер без тебя. Я износил до лоскутков твой шарф, помнишь? Это ведь был твой шарф, ты покупала его без меня еще в Москве, я потом носил его шесть лет, пока он не истлел… От него шел твой запах, детка…
Марго знала это. Ей казалось, что все это она уже слышала от него не раз. Алекс способен говорить много и проникновенно, особенно когда ему нужно вызвать сочувствие и жалость, на которой – он прекрасно знал – у нее основана любовь. Да, так бывает – сперва чувствуешь к человеку жалость, а потом начинаешь любить его именно за слабости. Алекс никогда не был слабым – но хорошо умел манипулировать чувствами Марго. А сейчас она просто устала поддаваться.
– Знаешь что? Нельзя быть твоей деткой в мире, в котором ты отсутствуешь. Поэтому я и покончила с этим. Ты предал меня, а я это предательство приняла. Я не ждала тебя у окна с вышиванием. – Ей страшно хотелось уязвить его хоть чем-то, уколоть, причинить боль, которую едва ли можно сравнить по силе с той, что она сама испытывала по его вине много лет.
Алекс скривился:
– Это уж точно! Я слышал, у тебя было восемь мужчин за тот год до нового замужества.
Марго чуть задохнулась, не ожидая такой осведомленности, но тут же взяла себя в руки: