Финикс. Трасса смерти
Шрифт:
— Передай Нотону, что мы добились настоящего прорыва. В Сильверстоуне будем на первых местах.
— Ладно, передам. У тебя есть что-нибудь еще для меня?
— Я тебя люблю, Джейнис. Очень. А когда услышал, что в Париже в аэропорту ты встречалась с Нотоном, меня как будто кто-то ударил ножом в спину.
— Ай, это же была съемка! Через пятнадцать минут я оттуда уехала.
— Знаю. Но меня беспокоит, что ты никогда не говорила мне об этом.
— Форрест! Если б я тебе говорила обо всем, что делаю, ты бы умер со скуки.
— Возможно, но это дает мне
— Что, жить в маленьком белом домике с детишками и какашками? Держаться за руки, сидя в кинозале? У нас бы здорово получилось.
— Ты — большой игрок, Джейнис. И следующий ход — за тобой. Но все это мне кажется нереальным, похожим на игру.
— Ну. и играй тогда сам с собой, если ты так чувствуешь. Ты действительно хрен, Форрест! Позвоню, когда вернусь. Если захочу.
Положив трубку, я заметил, что на меня смотрит Кэти, сидевшая у своего экрана, подперев подбородок четырьмя пальцами, а на каждом — по кольцу. Брови были вздернуты, под глазами — темные круги.
— Кто это был? — спросила она.
— Тот же самый вопрос задавал мне Алистер.
— Правда? И что вы ему сказали?
— Сказал, что понятия не имею.
— Наверное, до вас доходит как до верблюда.
Позже в этот же день я позвонил Тому Рейфилду.
— О, Форрест! — воскликнул он. — Что за приятный сюрприз! — Голос автора нескольких абсолютно схожих с оригиналами имитаций звучал легко и непринужденно, как у диктора сегодняшней Би-би-си, который изъясняется на языке центральной культурной Британии с некоторой примесью восточнолондонского диалекта, для шика. Ни за что не подумаешь, что он родился в старой деревушке — Джеймс-Мезон в Йоркшире. — Подожди, я скажу Гарри, что ты звонишь. Он — твой старый болельщик.
— Ладно, и скажи ему, что я — его фанат. — Я и в самом деле любил его. В семь лет он лучше всех подражал голосу Джона Мейджера. У него хорошо получалась и Мэгги Тэтчер, но для дилетанта его Мейджер был великолепен. — Ты занят? — спросил я.
— Ничего особенного.
— Я хотел тебя спросить, можешь ли ты для меня подделать голос Мюррея Уолкера?
— Нет проблем, а зачем?
— Хочу подшутить над старым другом.
— Можно, если это будет безвредная шутка.
— Я хочу предотвратить одну неприятность. Можно это сделать для записи?
— Не для эфира?
— Строго лично.
— В чем вопрос! Когда тебе это надо?
— Было бы неплохо к четвергу.
— Дай-ка я посмотрю… У тебя аппаратура настроена?
— Как насчет оплаты?
— Рад, что сам поинтересовался. Семьдесят пять в час пойдет?
— Прекрасно.
— У тебя есть инженер или ты хочешь, чтоб занялся я сам?
— Если можешь, я хотел бы, чтоб ты справился сам.
— Идет! Как со звуковыми эффектами, музыкой?
— Звуковые эффекты нужны, но без музыки. Ты не знаешь, кто сможет имитировать Джеймса Ханта?
— Это хорошо получается у Ника Саламана. Правда, он дорого берет. Сто пятьдесят в час без возврата денег.
— Нет проблем. Только не переваливай за тысячу. У тебя есть факс модем?
— Конечно. Подключен к всемирной сети.
— Я пришлю тебе вечером факс.
— А почему бы тебе не привезти самому? Приезжай! Поужинаем вместе.
— Если бы мог, я бы непременно приехал, Том, но сейчас совершенно нет времени.
— Никогда его нет, ведь так?
— Обними за меня Элен.
— Ради Бога, не распускай свои руки! — ответил он своим все умеющим, но на этот раз возмущенным женским голосом.
Глава 31
Вторник подарил нам чудесный долгожданный английский летний вечер, когда солнце еще висело над горизонтом с одной стороны, а луна уже появилась на другой. В деревнях возле Сильверстоуна мужчины и женщины собирались возле пабов, наслаждаясь теплом и светом уходящего дня, несмотря на то, что было десять часов вечера, и отдыхали с кружками в руках, сплетничая, болтая и флиртуя. А в Пьюри-Энд команда, недавно переименованная в «ЭФОГК», копошилась, как куча котов в мусорном баке.
Трейлеры пришли из Франции только в понедельник в шесть вечера. Их направили там на пропускной пункт к северу от Фонтенбло, где их окружили обозленные бастующие водители грузовиков. Трейлеры могли бы проторчать там неизвестно сколько дней, если бы не дождь, загнавший забастовщиков в кафе. Наш асс, водитель грузовика Моррис Хэмилтон, воспользовался этим и стал выводить колонну из тупика. Когда он уже почти отъехал от пикета, один из водителей-французов выглянул в окно из их прокуренного кафе, увидел наших, выскочил наружу и ударил монтировкой по грузовику. Но Моррис не остановился. На следующем перекрестке он сообщил французским «дальнобойщикам» из следующего пикета, что «парни, которых мы встречали по дороге, пропустили нас», и вот так они проскочили. Полицейский эскорт довел их по проселочным дорогам до Булони, а оттуда они ринулись на автостраду и примчались в Пьюри-Энд в шесть часов вечера, благодаря этому мы отстали от графика только на восемнадцать часов. Джереми Бэкингем и «желтые куртки» провели понедельник в Хитроу, пропуская через таможню новые двигатели. Специалисты из «Ходзуки» в это время разобрали наши машины и начали переделывать их для испытаний, намеченных на среду в Бранд-Хэтч. Когда наконец-то новые двигатели прошли таможню и прибыли в пять утра во вторник, мы бросились вскрывать ящики.
Эти творения из магния, алюминия и углеродистой стали можно по праву считать настоящим монументом компьютерного века. Всего лишь чуть более полуметра в длину и меньше шестидесяти сантиметров в высоту и ширину, они могли чуть ли не летать, обладая более чем 750 лошадиными силами. Или, по крайней мере, так нам думалось. До тех пор пока не начали устанавливать эти двигатели на машины, мы не догадывались, что не хватает черных ящиков — электронных мозгов, без которых ничто не заработает. Позвонили в Нагою, Япония, в 7.45 утра по нашему времени и узнали, что инженеры «Ходзуки» «Формулы-1» только что ушли, завершив рабочий день. «Ай хай! Хай! Ноу, ноу! Челные ясики был полосены в колобки и посланы!»