Финиш для чемпионов
Шрифт:
— Кто этим делом занимается, Рюрик?
Оказалось, следователь Дмитрий Горохов из прокуратуры Северо-Западного округа. Когда Турецкий получил эту информацию, время приближалось к восьми вечера и застать следователя Горохова на рабочем месте было бы трудновато. Зато для того, чтобы позвонить бывшему чемпиону, ныне пенсионеру, Ярославу Шашкину, было еще не слишком поздно.
Шашкин, по всей видимости, жил один в квартире, потому что подошел к телефону не сразу и сам. Узнав, по какому поводу его беспокоят из Генпрокуратуры, проявил не поддающийся описанию энтузиазм:
— Наконец-то, —
— Ярослав Васильевич, — дав ему откашляться, вклинился в паузу Турецкий, — вы готовы побеседовать со мной об этих убийствах?
— Да запросто! Да когда угодно! Могу я приехать к вам немедленно? Или лучше вы ко мне… — Снова кашель, словно сошла с ума стая ворон. — Я тут приболел маленько…
События закручивались стремительно, и Турецкий не отказался от приглашения. Слишком хорошо ему было известно, что свидетеля надо хватать и не отпускать, пока он тепленький. Сколько раз так бывало: думаешь, что времени больше чем достаточно и от свидетеля можно получить любую информацию завтра или в любой другой день. Но завтра или в любой другой день он отказывается говорить — или не в состоянии больше говорить никогда… Поэтому, грустно представив несостоявшийся вечер в кругу семьи (Ирина Генриховна привыкла к тому, что муж задерживается, она сердиться не будет), Турецкий полетел по указанному адресу.
Ярослав Васильевич Шашкин был еще не стар, но, кажется, в самом деле болен, потому что, открывая Турецкому дверь, снова закашлялся даже от такого минимального физического усилия. Александр Борисович подумал, грешным делом, что болезнь дала осложнение на голову, потому что после того, как он представился, Шашкин пустился повторять на все лады: «Старший помощник генерального прокурора, ну и ну! Бог ты мой! Вот это да!» — словно предшествовавшего разговора по телефону и не было. В состоянии ли этот пожилой человек отвечать за свои слова, не окажется ли беседа с ним бесполезной? Как бы раскусив эти сомнения, Ярослав Шашкин уточнил:
— Вы уж простите мне, Александр Борисович, мои стариковские ахи и охи. Такие важные гости, как вы, не часто в мою конуру заглядывают. Все больше такие же, как я, спортсмены, списанные в утиль.
Широкоплечий, румяный, с бычьей шеей, хотя и надрывно кашляющий, Шашкин никак не производил впечатления экземпляра, списанного в утиль. Да и «конура» была обставлена довольно пристойно и даже с потугами на роскошь. Новенький музыкальный центр с караоке, домашний кинотеатр, современная стиральная машина — Ирина Генриховна приобрела такую всего полгода назад… И все это — при журчащей на всю квартиру сантехнике, выцветших обоях, скрипучем паркете. Создавалось впечатление, будто Шашкин не так давно разбогател и, словно ребенок, начинающий обед со сладкого, пустился удовлетворять сиюминутные капризные потребности в ущерб потребностям насущным.
Но причины благоприятного финансового поворота в своей судьбе Ярослав Васильевич не освещал. Наоборот, с места в карьер пустился жаловаться на спортивную мафию, которая вытесняет старых добросовестных тренеров с их мест, буквально выбрасывая их на улицу побираться. Взамен же набирает людишек, которые выжимают из спортсменов все силы, пичкая их анаболиками… То ли дело Шашкин и его поколение, они и слов таких, как «анаболики», не слыхали! Ну и конечно же, когда появился «Клуб по борьбе с запрещенными стимуляторами», мафии это крепко не полюбилось. Так что, если Александру Борисовичу нужны подозреваемые по делу Натальи Чайкиной и Павла Любимова, пусть обратит внимание на боссов из Олимпийского комитета России. Рыба с головы гниет.
Турецкий тоже был убежден, что дела Натальи Чайкиной и Павла Любимова необходимо объединить, чем он намерен заняться. Но сперва невозможно не задать несколько вопросов:
— Ярослав Васильевич, а что, клуб сейчас существует?
— Существует, но больше на бумаге. Когда Паши не стало, у нас все затихло. Трудно нам без него…
— А каким образом вы боролись против приема допинга? Каковы были ваши средства?
— Узнавали. Разоблачали…
— И многих разоблачили?
— Игоря Сизова. Дарью Хромченко… Да мало ли! Сразу и не припомнишь.
— Футболисты «Авангарда» Лунин и Бабчук среди них были?
— Наташа мне о них говорила. Не успела их выставить. А собиралась… Видно, уговорили простить. Хоть она и железная леди была, а все-таки в глубине души добрая женщина.
— Ярослав Васильевич, я должен попросить у вас список членов вашего клуба.
Почему-то этот простой вопрос привел Шашкина в замешательство, которое он попытался скрыть новым приступом что-то уж чересчур подвластного ему кашля, похожего на карканье. Каркал он в течение двух минут, возможно надеясь, что Турецкому надоест ждать. Но Турецкий проявил недюжинное терпение:
— Я жду, Ярослав Васильевич. Если, как вы говорите, на членов клуба объявлена охота, нужно знать, кто еще находится в опасности, чтобы предотвратить нападение. А может быть, кто-то еще, кроме Чайкиной и Любимова, был убит?
— Нет… никто… А членов клуба… я так не помню… я всех-то не знал. Общался в основном с Пашей и с Наташей. Вы еще с Давыдовым побеседуйте.
— С кем?
— С Тихоном Давыдовым, главой антидопинговой комиссии Олимпийского комитета. Паша обращался к нему…
— Как же у вас получается: Олимпийский комитет — плохой, а глава антидопинговой комиссии — в белом фраке?
Шашкин хмуро проворчал что-то в том духе, что честные люди изредка встречаются на всех уровнях, даже в этой несчастной коррумпированной стране. В целом разговор, так бодро начавшийся, после этого как-то скис.
«Интересно, — размышлял Турецкий, покидая квартиру Шашкина, — что он скажет, если придется давать показания официально? А ведь придется…»
Еще более интересным показалось бы Турецкому то, что, едва проводив его, Шашкин бросился звонить по телефону. Кому?