Финно-угры и балты в эпоху средневековья
Шрифт:
Два интересных могильника с сожжениями исследовал Н.К. Рерих (Рерих Н.К., 1899б, с. 328, 329; 1901, с. 107–109). На мызе Извара (бывш. Царскосельский уезд) близ имения родителей художника им был открыт один из них: «…в лесу в разных местах торчали из-под корней и земли булыжники, где по два, где по четыре, образуя тогда ромбическую форму, удлиненную восток-запад» (Рерих Н., 1900, с. 107). Всего он насчитал 24 могилы и исследовал 16 из них. Дневники и зарисовки Н.К. Рериха дают хорошее представление об их устройстве. Прямо под мхом лежали плотным слоем мелкие камни, ограниченные с востока и запада небольшими валунами. Под камнями находился слой золы, который выходил за пределы каменных настилов, сливаясь
Подобные могилы были открыты у д. Лисино близ курганно-жальничного кладбища, содержащего сидячие захоронения и интерпретируемого как водско-славянское (Седов В.В., 1953, с. 228–229). Поверхность могил была выложена мелким булыжником, под вымосткой находился слой золы толщиной до 10 см. Никаких находок не оказалось (Рерих Н.К., А-1894, л. 50; А-1896, л. 32, 33).
Сходство изварских и лисинских сооружений с подобными невыразительными каменными погребальными кладками, известными в землях эстов, финнов и корелы, дает основание рассматривать их в качестве могильных памятников води (Седов В.В., 1953, с. 202–204). Высказываемые сомнения в этом (Кольчатов В.А., 1982, с. 62, 63; Хвощинская Н.В., с. 43–48) говорят лишь о том, что эти могильники нуждаются в дополнительных полевых исследованиях.
Может быть, водскими (во всяком случае, несомненно прибалтийско-финскими) являются и каменные могильники юго-западного Поильменья (в окрестностях Старой Руссы). Один из них раскапывался в 1910 г. В.В. Александровым при д. Солоницко (Alexandrov V.V., Tallgren А.М., 1930, s. 101–108). Это была вымостка из слоя валунов, открывшаяся под дерном. В плане она имела продолговатую форму размерами 23,5x12,8 м. Пространство между камнями было заполнено золой, встречались небольшие скопления углей. Зафиксировано большое количество сожженных костей в виде многочисленных мелких, средних и крупных скоплений, множество фрагментов керамики. Найденные вещи (глазчатая фибула, спиральная привеска, треугольное украшение, бусы и др.) датируют памятник от III–IV до VI–VII вв. н. э.
В Подгощах подобный могильник был открыт еще в конце XIX в. (Рерих Н.К., 1899а, с. 371, 372). Это оказалась вымостка из валунов в поперечнике до 16 м, под которой находился зольно-угольный слой с мелкими пережженными камнями.
В 1910 г. исследование памятника было продолжено (Alexandrov V.V., Tallgren А.М., 1930, s. 100, 101). Каменная кладка открылась под дерном. Камни в два ряда образовывали эллипс размерами 13,5x10,5 м, ориентированный в направлении запад — восток. Восточный и западный сегменты были сплошь заполнены мелкими камнями, а образовавшийся в середине четырехугольник покрывали более крупные камни. Под ними обнаружены остатки сожженного дерева, обожженные камни, кальцинированные кости, 73 черепка, бронзовые спиральки, крючок, петля, обломки двух железных ножей и подковка. Эти находки относятся к первым векам II тысячелетия н. э. и, как полагают исследователи памятника, принадлежат поздним захоронениям, помещенным в древний могильник.
Имеются сведения о наличии подобного каменного могильника на р. Луга (Moora H., 1938, s. 18).
Однако все же нельзя утверждать, что такие могильники характерны для води во второй половине I тысячелетия н. э. Более того, А.М. Тальгрен полагал, что могильники в Подгощах и Солоницко оставлены эстами, переселившимися в Поильменье, или местным населением, находившимся под влиянием культуры эстов (Alexandrov V.V., Tallgren А.М., 1930, s. 108). Немногочисленность выявленных могильников допускает предположение, что основная часть водского населения хоронила умерших по какому-то иному ритуалу, трудно уловимому археологами.
Места поселений прибалтийско-финского населения Новгородчины — селища второй половины I тысячелетия н. э. — остаются в основном невыявленными. Имеющаяся информация о единичных поселениях не дает каких-либо материалов для историко-культурных и этнических выводов.
Е.А. Рябинин считает водскими обследованные им городища на р. Лемовжа, в Кайболово на р. Сума и в Воронино (Рябинин Е.А., 1984, с. 45–52). По его мнению, это были племенные острожки, используемые окрестным населением для убежища. Однако эти укрепленные пункты вместе с Копорьем образовывали единую, в какой-то мере взаимосвязанную систему форпостов на северо-западе Новгородской земли и могли быть заселены славянским или славяно-водским населением.
Взаимоотношения местного прибалтийско-финского и славянского населения в Новгородской земле были следующими. Расселившиеся в бассейнах Ильменя и Псковского озера славяне застали здесь сравнительно немногочисленное финноязычное население, которое не покидало мест своего обитания. Славяне и местные финны какое-то время жили на одной территории и постепенно смешивались между собой. Финно-угорские элементы отчетливо проявляются и в новгородских сопках, и в длинных курганах Псковщины (Седов В.В., 1970а, с. 16–22; 1974, с. 16–18), поэтому их можно рассматривать как древности славяно-финского симбиоза. Ядро населения Новгородской земли сложилось в условиях такого симбиоза, что оказало заметное влияние на дальнейшую этническую историю этого края, федеративное строение первого государственного образования здесь и структуру самого Новгорода (Седов В.В., 1979, с. 74–80).
До X–XI вв. северо-западная окраина Новгородской земли была еще собственно водской. Сопки, длинные курганы и круглые насыпи второй половины I тысячелетия н. э. здесь отсутствуют. Однако уже в XI–XII вв. на Ижорском плато и в восточном Причудье расселяются значительные массы древнерусского населения. В результате водь в. культурном отношении сближается со славянами. Под воздействием расселившихся в этом регионе славян среди водского населения распространяется курганный обряд погребения и древнерусская культура. Собственно водские курганы выделяются среди славянских специфическими женскими украшениями и ритуалом захоронения в сидячем положении, а также по данным антропологии. Курганные материалы дают возможность проследить постепенное смешение води со славянами, что привело к славянизации значительных масс местного прибалтийско-финского населения (Седов В.В., 1953, с. 209–216).
В XIII–XIV вв. собственно водской оставалась лишь прибрежная полоса Финского залива. Курганные насыпи здесь не известны. Однако не выявлено здесь и иных погребальных памятников этого времени. Очевидно, водское население, не затронутое древнерусской культурой, хоронило умерших по каким-то старым обычаям. Согласно описаниям начала XIX в., умерших водь хоронила в лесах, специально для этого выбранных, погребения обозначались большим камнем (Цеплин П.А., 1822, с. 241, 242).
В «Повести временных лет» дается перечень славянских народов, населявших Русь, а также неславянских, платящих дань и входящих в политический союз Руси (ПВЛ, I, 1950, с. 13). В числе последних названа норома (в других списках нерева, нарова, норова, нерома и т. п.). Какое конкретное племя скрывается под этим этнонимом, понять трудно.
Одни исследователи связывали это племя с летописной рекой Наровой (современная Нарва) и помещали его на северо-западе Новгородской земли. Другая группа ученых рассматривала норому как одно из литовских племен, указывая на то, что летописец в перечне племен придерживался последовательности их расселения, а норома помещена после корси (курши) и перед либью (ливы).