Фирман султана

Малик Владимир Кириллович

— Глядите!

В хижине стало совсем тихо. Стало слышно, как потрескивает свеча.

— О леле! — вскрикнул Коста. — Что это у тебя, человече? Вся спина в язвах, в крови!

Вместо ответа Арсен, перемогая боль, спросил:

— Теперь говорите, кто вы?

— Мы — гайдутины!

Звенигора с трудом присел на сено, облегчённо вздохнул:

— Я так и думал… Ведите нас к воеводе Младену!

Коста переглянулся с товарищами.

— Ты, незнакомец, знаешь воеводу?

— Да.

— Кто ты и твои товарищи?

— Мы невольники. Бежали с каторги…

— Руснаки?

— Да.

— Гм…

Вот так притча! — почесал затылок Коста. Видно было, что он смущён и не знает, как поступить. — До воеводы Младена далеко… Да и не имею права вести вас туда, чужеземцы. Или вот что… Проведу я вас к Драгану, а он уже пусть решает, что с вами делать. Не так ли, друзья?

Гайдутины в знак согласия закивали головами:

— Да, да!

— К Драгану? Так это же мой друг! — вскрикнул Арсен, стараясь подняться. — Ведите нас быстрее к нему!

Однако силы, наконец, изменили ему. Голова закружилась, и он, весь окровавленный, повалился на пол. К нему кинулись Роман и Спыхальский.

— Сто дзяблив! Довели, доконали человека!.. — ворчал пан Мартын. — Лайдаки, проше пана!..

МАТЬ И СЫН

1

Высоко в горах, среди неприступных скал, на заросшей соснами и елями тихой долине стоит несколько новых хижин. Сложенные из грубо обтёсанных брёвен, они кажутся издалека приземистыми грибами, из верхушек которых вьются сизые дымки. Перед хижинами бормотал свою нескончаемую песню небольшой ручеёк с прозрачной ледяной водой.

Там, где ручей перегорожен, разлилось небольшое живописное озерко. На его берегу, на плоском камне, стоит девушка. Крепким берёзовым вальком изо всех сил колотит мокрое бельё, а от ударов во все стороны разлетаются брызги, словно блестящие искры.

На другой стороне поляны, где виднеется единственный выход из тесной долины, стоит, опираясь на дубовую палку, представительный, средних лет человек в красивом, расшитом узорами кожухе и, прикрыв глаза рукой, всматривается в еле заметную тропинку, что вьётся между скал

— Ох, горе нам! — воскликнул он. — Опять кого-то несут на носилках! Предупреждал ведь Драгана: «Береги людей, их у нас так мало осталось, не ввязывайся в бой с янычарами! Захвати „языка“ — и возвращайся назад!» Так нет…

— Кого это, отец? — вскочила девушка.

— Сейчас узнаем, Златка. Впереди, кажется, Дундьо, за ним Славчо… Носилки несут… Возле них не узнаю кто… Какой-то усатый! Кто бы это мог быть?.. А вот Драгана не видно… Неужели это его несут? Убитого или раненого?

— Драгана? — подбежала Златка. — Бедная Марийка! Как она это переживёт… Надо позвать её!

Она вся напряглась, словно собралась взлететь, как птица, и лететь к своей подруге.

За время пребывания в гайдутинском стане, в отдалённом, диком уголке Старой Планины, Златка близко сошлась с Марийкой, ставшей женою Драгана. Быстро переняла от неё обычаи балканджиев, умение вести нехитрое гайдутинское домашнее хозяйство, целый ряд словечек, характерных для говора горцев.

Отец каждый день учил дочку стрелять

из пистолета, рубиться на саблях и ездить верхом на коне. Старый воевода считал, что его дочь, живя среди повстанцев, обязана научиться всему, что умеют они.

Свободная жизнь в горах, военные упражнения и посильная работа закалили девушку. Она сохранила гибкость стана, матовую нежность лица, но приобрела гордую, независимую осанку, загорела на солнце и ветре, в глазах, вместо покорности и страха, появилось выражение спокойной уравновешенности, решимости и готовности постоять за себя.

Это уже была не та Златка, что полгода тому назад, — так изменила её жизнь.

Сейчас, в минуту тревоги, ожидая опасности, новые черты особенно ярко проявились в её внешности. В другое время воевода залюбовался бы дочкой — такая она была красивая, — но теперь не до того.

— Погоди! — остановил он. — Не пугай раньше времени Марийку! Да вон, кажется, и сам Драган с парнями… Он, наверно, малость отстал… Нет, на носилках кто-то другой… Беги-ка приготовь все, что нужно, для раненого!

Но Златка вдруг вскрикнула, бросилась вперёд, к самому обрыву. И застыла неподвижно, прижав ладонь к губам, будто хотела что-то сказать и вдруг передумала. Пристально, не отрывая глаз, всматривалась в тех, кто шёл впереди приближавшегося отряда.

— Что с тобой, доченька! — встревожился воевода. — Что там такое увидела?

— Отец, ты сказал, какой-то усатый? Так ведь это Спыхальский! Я тебе рассказывала о нем…

Девушка побледнела. Воевода обнял дочку:

— Не волнуйся, Златка. Это ещё ни о чем не говорит. Почему ты думаешь, что со Спыхальским обязательно должен быть и Звенигора?

— Не знаю… Но почему-то так жутко вдруг стало на сердце…

— Успокойся, глупенькая! Сейчас мы обо всем узнаем.

Златка вся дрожала. Разве отец понимает, отчего у неё так бьётся сердце, почему краска сбежала с лица и похолодели руки?.. После трагических событий в Чернаводском замке, когда спаслась только треть отряда гайдутинов и воевода вместе с ними построил в дикой неприступной местности новый стан, забрав туда Златку, о бравом казаке Звенигоре здесь говорили только в прошедшем времени. Восхищались его мужеством, хвалили за преданность друзьям. Но разговоры эти были от случая к случаю. О нем просто вспоминали порой. И никто не сомневался в том, что казак погиб. Только Златка и Яцько, который спасся вместе с немногими, думали о нем, верили, что он когда-нибудь, может не скоро, но вернётся к ним. Златка только и жила надеждой на это.

И вот появляется Спыхальский! Что-то он поведает ей об Арсене?

Гайдутины приближались. Когда до стана осталось шагов триста, вперёд вырвался Яцько, быстро побежал вверх к Златке и воеводе Младену.

— Златка! Зла-а-тка-а!.. — донёсся его голос.

Девушка вихрем помчалась вниз. Воевода не успел, даже протянуть руки, чтоб задержать её. Девушка легко, словно серна, перепрыгивала камни и мчалась навстречу гайдутинам. Голос Яцько сказал ей все.

— Арсен?! Арсен!!

— Он! Живой! — Яцько весело улыбался. — Убежал с друзьями с каторги…