Физическая невозможность смерти в сознании живущего. Игры бессмертных (сборник)
Шрифт:
– Рыцарь отказывается принять вызов? – поинтересовалась Мари.
– Рыцарь принимает вызов, – мрачно ответил я, – но опасается, что дама пожалеет о своем легкомысленном поступке.
– Не пытайтесь запугать бедную даму. Итак, приступим. Ты утверждаешь, что никакого подопытного не существует, эксперимент проводится над ничего не подозревающими актерами, а придуманный Зритель – просто идеальный способ держать их в рамках эксперимента. При этом ты не имеешь ни малейшего представления о сути исследования,
– Почти, – ответил я. – Я по-прежнему допускаю, что эксперимент ведется над Зрителем и актерам ничего не грозит. Но я считаю, что существует большая вероятность того, что… в общем, того, что ты только что описала.
– Уточнение принято, – благосклонно сказала Мари. – Я же утверждаю, что у тебя нет никаких серьезных оснований для подобных выводов, и берусь тебе сейчас это доказать. Слово за вами, мсье. Каков ваш первый аргумент?
Обстановка начинала напоминать экзамен Катру, но здесь я чувствовал себя гораздо увереннее.
– Если верить записи в дневнике, по истечении контракта Шеналь собирался писать книги от имени Пятого. Причем для него был важен и сам процесс, и гонорары. Однако Луазо утверждает, что он не только не сделал этого по собственному почину, но и отказал им, когда они просили его написать книгу и обещали хорошо заплатить.
– И каков твой вывод?
– Луазо врет. Шеналь не вышел отсюда. Или вышел в таком состоянии, в котором книги писать невозможно.
– Не принимается. Твой предшественник благополучно вышел отсюда, получил больше денег, чем он может потратить за всю жизнь, встретил свою старую любовь, обнаружил, что она по-прежнему питает к нему теплые чувства, и понял, что есть вещи гораздо более важные и интересные, чем писание бесполезных книг.
– Хорошо, – согласился я. – Твоя версия не хуже.
Мари не удовлетворил такой ответ.
– Моя версия лучше, потому что она гораздо правдоподобнее. Что еще?
– Дневник оборван на полуслове. Несколько страниц вырвано.
– Вывод?
– Что-то произошло в тот вечер. Шеналь только успел вырвать особо опасные страницы и кинуть дневник за стол. Может, за ним пришли. А может, пустили газ.
Мари сделала страшные глаза:
– И теряя сознание, он пытался скрыть свои записи? – Да.
– А что он сделал с вырванными страницами? Съел? Я промолчал.
– Интригующе, но маловероятно, – подытожила она. – Дневник он, конечно, бросил за стол. Но вовсе не потому, что почувствовал опасность. Просто он понимал, что вынести тетрадь ему не удастся, и не нашел ничего лучшего, чем спрятать ее в комнате. А страницы вырвал задолго до этого. Чем-то они ему не понравились. Или наоборот – там были записаны какие-то особо удачные формулы или стихи, и он забрал их с собой.
– А почему он оборвал запись?
– Потому что, как кто-то
– Похоже, – согласился я.
– Два – ноль, – подвела итог Мари. – Что дальше?
– Дальше кровь, энцефалограммы и прочие анализы.
– И что тебя в них тревожит?
– То, что их регулярно делают всем актерам. Если эксперимент проводится только над одним человеком, зачем нужен этот спектакль?
– Чтобы скрывать этого человека от остальных. Нельзя же проверять только одного.
– Это понятно. Разумеется, ходить на эти процедуры надо всем. Но зачем же делать настоящий анализ мне или тебе?
– А-а, крови жалко? – сощурилась Мари. – Значит, бедного мальчика можно колоть, а тебя нельзя?
– Да при чем здесь это. – Я изо всех сил старался не раздражаться.
– Ни при чем, – согласилась она. – И твои подозрения тоже ни при чем. Понятно, что анализы делают всем без исключения, чтобы даже сами врачи не знали, кто из нас подопытный.
– Ты не находишь, что это звучит дико? – поинтересовался я.
– Не нахожу, – отрезала Мари.
Она явно наслаждалась происходящим. Улыбка на ее губах говорила о том, что я не смог поселить в ней и тени сомнения. Я вздохнул.
– Ну, если даже это не кажется тебе подозрительным, остальные доводы ты вообще проигнорируешь.
– Возможно, – согласилась она. – Но ты попробуй. Или благородный рыцарь просит пощады?
– Еще нет, – ответил я. – Что ты скажешь о том, что кричал свихнувшийся Шинав?
– Ничего. За исключением того, что я ему искренне сочувствую.
– Неужели все эти крики «он обычный, а я нет», «и ты не будешь обычным» не вызывают у тебя никаких подозрений?
– Если бы крики психически ненормальных людей вызывали у меня подозрения, в Париже я бы тряслась от страха, прочитав любую бульварную газетку. Они все пророчили или конец света послезавтра в три часа, или повальное изнасилование инопланетянами.
– Но сейчас-то мы не в Париже.
– А ты уверен? – лукаво спросила она.
– Хорошо, – сказал я. – Оставим в покое Шинава. Хотя к нему мы еще вернемся. Помнишь, давным-давно мы все встречались со своими предшественниками? Еще до первого экзамена.
– Помню.
Ее лицо приняло несколько напряженное выражение. «Неужели в их беседе тоже было что-то странное?» – успело промелькнуть у меня в голове.
– На следующий день Поль был очень задумчивый и даже не приставал к Эмилю. Помнишь?
– Припоминаю.
– Так вот, он был таким задумчивым, потому что после короткой перепалки посетитель сказал ему буквально следующее: «Я обычный человек, который притворяется бессмертным. А тебе притворяться не придется».