Физрук 2: назад в СССР

Гуров Валерий Александрович

— Куда уж мне…

— Не обижайтесь, — сказал хозяин. — Я прежде всего — о себе… Как бы я ни старался, как бы ни лез из кожи вон, я всегда для них останусь немцем, хуже того — «фашистом»… Вам проще, вы и по возрасту к ним ближе, и потом — вы спортсмен.

— А как вы относитесь к кино? — наугад спросил я.

— К кинематографу, то есть?

— Ну да!

— Очень люблю! — загорелся Рунге. — И знаете, не только — как зритель!..

— То есть?

— Пойдемте, я кое-что вам покажу!

Он вскочил, толкнул стол, едва не опрокинув графинчик с остатками коньяка. Я еле успел его подхватить. Карл Фридрихович повел

меня в другую комнату. Видимо, это был его кабинет. Здесь не было столь идеального немецкого порядка. На большом письменном столе, как и другая мебель, вероятно, доставшемуся семейству Рунге от предков, лежала груда книг и бумаг, вперемешку с обрезками кинопленки. А посреди кабинета торчал на треноге проекционный аппарат.

Карл Фридрихович выволок из-за шкафа свернутый в рулон экран и принялся вешать его на стену. Движения его уже были не слишком точны, и он никак не мог зацепить тесемку, прикрепленную к рамке экрана, за вбитый в стену дюбель. Пришлось мне взять это дело на себя. А Рунге, тем временем, зарядил аппарат. Тот затрещал, луч света из объектива прорезал сумрак и упал на экран. Сначала на нем прыгали царапины и пятна, а потом появилось изображение. Какой-то пейзаж, в котором я не сразу узнал парк, где мы гуляли и беседовали с Илгой.

Не узнал не потому, что было плохо снято, скорее — наоборот. Неведомый оператор сумел показать обычный, довольно чахлый городской парк в заросли таинственного осеннего леса. И даже бредущие по дорожкам парочки, катающиеся на трехколесных великах малявки, старушки на скамейках казались участниками какого-то действа, словно это были актеры, старательно изображающие обычных людей. Хотя даже мне было понятно, что это не игровое, а документальное кино, и что снимал его мастер своего дела.

— Здорово! — оценил я.

— Нравится?

— Очень.

— Первый приз на фестивале любительского кино стран социализма, который проходил в Москве в семьдесят пятом, — гордо произнес хозяин дома. — «Этюды осени» даже показали в передаче «Объектив» по Центральному телевидению.

— Так это вы сняли?!

— Вот именно!

— Надо же какое совпадение!

— Совпадение с чем?

— Видите ли, Карл Фридрихович, — начал я. — Мне пришла в голову довольно безумная идея снять с ребятами игровой фильм… Ну чтобы они сами написали сценарий, придумали декорации, костюмы, сами исполнили главные роли…

— А вы что-то в этом понимаете?

— Немного…

— Аппаратура у вас есть?

— Нет, — признался я.

— Тогда — это чистой воды авантюра!

— Ну вот сам бог послал мне вас, Карл Фридрихович!

— У меня, конечно, есть кое-какое оборудование, — пробурчал он. — Есть знакомства в среде кинолюбителей города, но… Вы хоть понимаете, во что ввязываетесь?..

— Понимаю, — кивнул я. — Понимаю, что эта затея поможет подключить к общему делу этих самых личностей, о которых вы так красиво говорили. Ребята станут меньше болтаться на улице, получат возможность проявить свои таланты, у них появится интерес хоть к чему-нибудь, кроме курева, шатания по подворотням и отнимания у малышни мелочевки. Глядишь, они станут лучше учиться…

— Вы совершенно правы, — согласился Рунге и торжественно пожал мне руку. — Я с вами!

— Ну вот и замечательно!

— По этому поводу надо выпить!

— Не могу не согласиться.

Мы вернулись в гостиную и опустошили графинчик. После

чего хозяин постелил мне тут же, на диване. В половине десятого утра он меня разбудил. Мы позавтракали, а потом Карл Фридрихович вызвал мне такси. Я отправился в спортивное общество «Литейщик», потому что на одиннадцать часов утра был назначен набор в обе секции. Когда я вышел из машины, мне пришлось пробираться между припаркованными в три ряда дорогими авто. Сразу стало понятно, что к стадиону съехалась элита города.

Претенденты вместе со своими родителями, а также — бабушками и дедушками, болтались в холле административного здания. Увидев меня, взрослые почтительно здоровались, хотя большинство присутствующих были мне незнакомы. Я сдержанно кивал, пробираясь к лестнице. Здесь меня встретила секретарша товарища Дольского. Она подвела меня к двери, на которой красовалась табличка «ПРОФКОМ», отперла ее и впустила внутрь.

Здесь был длинный стол, с рядом стульев, упиравшийся в небольшой письменный. Рядом с последним стоял массивный несгораемый шкаф, а в обычном деревянном, со стеклянными дверцами, стояли толстые папки. На стенах висели вымпелы, дипломы и похвальные грамоты. В общем, помещение профсоюзного комитета напоминало мою тренерскую в школе. Так что я ощутил себя во вполне знакомой обстановке. Я снял куртку, повесил ее на рогатую вешалку.

— Вам чай или кофе, Александр Сергеевич? — осведомилась секретарша.

— Если можно — кофе, — откликнулся я.

Она упорхнула. Я посмотрел на часы. Было еще без пятнадцати одиннадцать. Можно было пока расслабиться. Через пять минут девушка вернулась. Поставила рядом со мною кофейник, чашку на блюдце, сахарницу и маленький молочник. Так что я мог наслаждаться знойным напитком в любом сочетании — черным без сахара и молока, с молоком и без сахара, с молоком и сахаром.

— Спасибо! — сказал я. — Вас как зовут?

— Нина!

— Очень приятно, Нина! — искренне сказал я — девушка она и впрямь симпатичная. — Как мы построим отбор?.. Ведь вы мне поможете, верно?

— Конечно. Для этого я и пришла сегодня.

Бедняжка, ради меня ее лишили выходного!

— Спасибо! — сказал я. — С меня хорошие духи.

Она смутилась и кивнула.

— Вы будете разговаривать с детьми и взрослыми, которые их привели, принимать решения, а я — вести протокол.

Я кивнул — что ж, это правильно. Я налил себе кофе, положил сахару и добавил молока. Посмотрел на часы — осталось всего пять минут. Я, не торопясь, попил кофе, и без одной минуты одиннадцать, кивнул Нине. Она встала из-за стола, вышла из профкома и вскоре вернулась, но уже не одна. Вошла худая, хорошо одетая дама, которая толкала перед собой явно закормленного пацаненка, лицо которого было мне знакомо. Ах, да! Это же Степанов, учащийся седьмого «А», сын главы города. Однако я сделал вид, что мне все равно, кто передо мною.

— Добрый день! — сказал я. — Проходите, пожалуйста!

— Степанова! — важно отрекомендовалась дама, усаживаясь на предупредительно отодвинутый мною стул.

— Слушаю вас, товарищ Степанова?

— Запишите моего сына в секцию по карате! — потребовала жена хозяина города.

— Обязательно, — кивнул я, — но я хочу знать мнение молодого человека… Тебя как зовут?

— Макс, — буркнул тот.

— Ну что ж, Максим Максимыч, — проговорил я, — сам-то ты, что об этом думаешь?.. Хочешь научиться карате?