Физрук 2: назад в СССР
Шрифт:
Супруга изловила такси, которое отвезло нас домой вместе с ворохом приобретенного. Лицо жены — часто сохраняющее бесстрастное выражение даже в сложных ситуациях — светилось гордостью. Женщина есть женщина, страсть к улучшению жизни у нее в крови. И когда дома я выгрузил покупки на кухне, Илга приступила к их разборке с торжественным видом, словно совершает священнодействие. Оказалось, что супруга не забыла и обо мне. Я стал обладателем зимней шапки, электробритвы и полдюжины рубашек.
Шапка оказалась мне впору — хотя покупалась без всякой примерки, насчет рубашек я и не сомневался. Остальные покупки — разные бытовые приблуды — я даже перечислить не в силах, но после того, как Илга их распаковала
А вечером, за ужином, ради которого мы откупорили бутылочку вина, Илга вдруг стала рассказывать о себе. До этого, что я знал о ней? Что зовут ее Илга, по отчеству — Артуровна, что родилась и выросла она в Эстонии, в городе Валга, хотя по национальности латышка. Что мама у нее врач, а бабушка — обыкновенная крестьянка. Что сама Илга училась в Тартуском университете и по специальности логопед. Не слишком густо, особенно если учесть, что эту девушку я называю своей женой. Правда, обо мне она знает немногим больше.
Фамилия у нее оказалась под стать имени — Эглите. Илга Эглите — звучит! Будет эстетическим преступлением изменить ее на Данилову, но если дело дойдет до свадьбы, то быть ей Даниловой.
Отец Илги, Артур Эглитис, по профессии художник-оформитель. Родители по-прежнему живут в Валге. Они не слишком довольны тем, что дочь распределили в далекий от Прибалтики Литейск. С мамой и папой жена моя регулярно переписывается и даже — созванивается, но обо мне она пока им не сообщила. Это известие немного задело мое самолюбие, и я настоял, чтобы она сделала это при первом же их разговоре. А Илга огорошила меня встречным вопросом:
— А ты своим сообщил обо мне?
Своим… Мои живут в гарнизоне под Кушкой, и я — школьник — вместе с ними… Что же касается «своих» Александра Сергеевича Данилова, то я даже не знаю, как зовут мою маму, не говоря уже — о наличии других родственников. Что касается моей и в тоже время — не моей матери, то я так и не удосужился написать ей о том, что жив, здоров, работаю. А ведь ее тюменский адрес значится в моем паспорте, на странице прописки! Так что нет никаких причин не написать женщине, которая родила ту плоть, которую я сейчас волею непостижимого случая занимаю… Никаких причин, кроме… Сам не знаю почему, но не хотелось мне иметь никаких дел с родственниками.
— Нет, не написал… — ответил я, уткнувшись носом в тарелку, — но скоро напишу.
— Тогда лучше сообщим, когда подадим заявление в ЗАГС, — выдала вдруг она.
— Когда же случится это знаменательное событие? — постарался я скрыть раздражение за иронией.
— Перед летними отпусками, — ответила она. — А в качестве свадебного путешествия посетим твоих, а потом — моих.
Я и сам собирался сделать ей предложение, но похоже, Илга в нем не нуждалась. Мне же проще…
Насчет посещения родителей — это было весьма разумное решение, но оно не отменяло необходимости написать матери Александра. И я решил, что больше не стану откладывать это дело в долгий ящик. Мало ли что! Вдруг этот рогоносец из ОБХСС, капитан Киреев, повернет дело так, что я сяду?.. Маловероятно, но все-таки… Разве по-человечески будет не сообщить об этом матери, пусть и не совсем своей?.. А мое теперешнее молчание — это разве по-человечески?.. Сегодня же напишу и с утра брошу письмо в почтовый ящик…
Как это со мною часто бывает, твердо принятое решение принесло мне облегчение. Я и сам не подозревал, насколько меня мучило мое молчание… Может, не меня — а Шурика Данилова,
Допустим, мне ничего не стоит сообщить им такие подробности нашей общей жизни, о которых не может знать человек посторонний, но к чему это приведет? Скорее всего, к тому, что отец немедля передаст мое письмо в особый отдел. Да он просто обязан будет так поступить! А вдруг это попытка вербовки советского офицера, который служит в пограничной зоне? Из особого отдела письмо передадут в КГБ, а уж там без проблем вычислят личность человека, его отправившего. И тогда неприятности, которыми мне грозит отдел по борьбе с расхищением соцсобственности покажутся детским лепетом.
Так что придется помалкивать до упора. Единственное, что дает мне некоторую надежду, это идея отправиться в Сочи, в августе 1981 года, к моменту нашего с мамой приезда туда. Я помнил место, где мы с ней жили в этом шумном курортном городишке. Вот и приехать, чтобы хоть издали посмотреть на Валентину Петровну Данилову и ее отпрыска Вовчика. Возьму с собой жену.
Наверное, я даже смогу рассказать Илге правду, какой бы фантастической она ни была. Если уж кто в этом времени мне и поверит, то только она. Тем более, что я неплохо помню подробности нашего с мамой тогдашнего отдыха. Например, как мы отправились в Хосту на электричке, а на обратном пути решили воспользоваться водным транспортом — в восьмидесятые на Черном море было развито морское пассажирское сообщение, не то что после — и угодили в шторм. Правда, в какой именно день это было, я не помню, но мы с супругой можем просто выследить двух, ни о чем не подозревающих, отдыхающих…
Можно придумать и другие способы доказать тот невероятный факт, что эта молодая женщина — моя мама, а ее сопливый спутник — я сам. Другой вопрос — нужно ли превращать в дурацкую детективную игру событие, которое перевернет мне душу? Да так, что я забуду обо всех этих доказательствах и прочей чепухе… Стоит ли вообще влезать в эту историю?.. Как я буду жить, после такой встречи?.. Нет, как ни поверни, а случившееся со мною если и чудо, то — недоброе… Теперь я знаю на собственном опыте, что злые чудеса бывают…
Илга заметила, что я задумался, но не стала лезть с расспросами. Молча встала из-за стола и принялась убирать и мыть посуду. А я ушел в большую комнату, взял тетрадный листок, авторучку и большую книгу, чтобы положить на нее бумагу. Сел на диван, включил купленный сегодня торшер, и принялся писать письмо матери. Не своей, разумеется, а Саши Данилова. Мне не хотелось ни лгать этой незнакомой мне женщине, ни кривить душою, и чтобы строчки моего письма звучали искренне, я взял и представил, что пишу собственной матери.
«Здравствуй мама! — писал я. — Прости, что долго молчал. Первые дни работы в школе оказались нелегкими. Одно дело, учеба или даже — учебная практика, другое настоящая работа — не на неделю или две — на всю жизнь. К тому же мне дали класс, состоящий из одних мальчиков, да еще и трудных подростков. Так что приходится непросто. Кроме работы, я веду спортивную секцию, и собираюсь вести еще две. Есть хорошие новости. Во-первых, городские власти мне выделили двухкомнатную квартиру, и это очень кстати, потому, что во-вторых, я встретил девушку. Она из Прибалтики и зовут ее Илга. Мы хотим пожениться, но, видимо, не раньше лета, когда у нас обоих будут отпуска. Ведь Илга тоже учитель — она логопед, исправляет детишкам речь. И перед женитьбой, мы обязательно посетим тебя. Как твое здоровье! Пиши. Твой Саша…»