Физрук-4: назад в СССР
Шрифт:
— Тогда тебя посадят.
— Ну должна же быть какая-то справедливость! Я незаметно откручу.
И я положил трубку. Понятно, что Сенькин папаша тут не при чем. Это все из-за этой суки, Сильвы… Рогоносца гребанного… Которого они не могут посадить, чтобы не сорвать эту их чертову операцию!.. Да хрен они угадали. Сам разберусь с этими козлами.
— Ничего, парень, — сказал я Зимину. — Прорвемся… Спи и ни о чем не думай.
Самому мне было о чем подумать и, повертевшись на матрасе, я придумал план. Это меня успокоило, и я уснул. Утром накормил Серегу, велел ему смерить температуру и проделать все прочие лечебные
— Сан Сеич! — крикнул он. — Там мамка Серого пришла! Вас спрашивает!
— Ладно, спасибо! Сейчас подойду.
И я потопал в школьный вестибюль. Уже издалека я понял, с кем придется иметь дело. Бедный Серега. У гардеробной стояла тетка, лет сорока, в сильно потертом и даже драном пальтишке, в платке, мало подходящем для январской погоды и с плаксивым выражением на испитом мешковатом лице. Под левым глазом у нее был небрежно припудренный синяк.
— Я Данилов, — представился я.
— Зимина, — откликнулась та и тут же принялась канючить: — Что же вы, товарищ Данилов, ребенка от матери отнимаете?.. Я ведь и в милицию могу пойти.
— Завтра ваш сын будет дома.
— Завтра?! — ахнула она. — А почему не сегодня? Это ж где видано, сын насквозь больной у чужого человека обретается…
— Во-первых, не у чужого. Я его классный руководитель. Во-вторых, как только врач разрешит ему выходить на улицу, я его привезу домой. А в-третьих, что же вы, мамаша, допускаете, что сын ваш неизвестно где бродит? Ему дома по вечерам нужно сидеть, уроки учить. Он из двоек не вылезает!
— За это я его поучу! Ремнем! Без отца растет. Я из последних сил выбиваюсь.
— А фингал у вас под глазом — тоже из последних сил? — усмехнулся я. — И потом, никакого рукоприкладства, а то ведь можно рассмотреть вопрос о лишении родительских прав.
— Сопляк! — заорала Зимина. — Ты кого учишь?! Да тебя самого еще ремнем надо пороть…
— А будете скандалы устраивать в общественном месте, милицию вызову!
Милиции она, видать, боялась больше лишения родительских прав, потому что выскочила, как ошпаренная.
— Правильно ты ее турнул, Саша! — похвалила меня гардеробщица. — Так ей и надо, алкашке… Что ни вечер — пьянка! Шалман развела, трудящимся людям покоя не дает. Сережка без призору бегает… Он из-за пьянок этих и дома не хочет глазу казать.
— А вы ее знаете, тетя Глаша? — спросил я.
— Ну а как же! Соседи ж мы!
— Понятно, — кивнул я. — Спасибо! Побегу в столовку.
— Беги, милок!
Я и впрямь побежал в столовую. Надо было перекусить. Следующего урока у меня нет, а вот сразу после него — есть. И я решил потратить это время на то, что надо было еще вчера сделать. Наскоро побросав в желудок пару сосисок с жаренным яйцом, я оделся и кинулся на улицу, ловить тачку. Жаль цветы зимой в этом городишке не раздобыть, наверное, даже у бабы Милы, у которой я покупал букет осенью. Надо бы хоть апельсинов достать, что ли! Поймав такси, я прямо спросил его, где по его мнению, можно купить цитрусовые? На что последовал ответ:
— Пятеру сверху дашь, достану!
— Не вопрос, — сказал я. — Поехали!
И он меня бодро помчал куда-то за пределы Круговой дороги. Оказалось — на плодоовощную базу. Тормознул у ворот, я ему вручил червонец и через пять минут он вынес авоську, в которой были и апельсины и лимоны и мандарины. За такую груду цитрусовых я бы ему не только пятеру — чирик сверх дал бы. Потом мы поехали в больницу. Я попросил его подождать. Ведь надо же было еще назад в школу. Хорошо, что хоть в больничке оказались приемные часы. В регистратуре мне назвали номер палаты, где лежит больная Красавина. Я накинул белый халат, подхватил авоську и поспешил знакомыми коридорами. Не успел я сделать и нескольких шагов, как меня окликнули:
— А вы в какую палату, гражданин?
Конечно же это была Наташа. Медсестра же на сутках.
Глава 20
— Привет! Я в тринадцатую.
— А-а, к раненой, — кивнула медсестричка. — И эти гостинцы — все ей?
— Ну почему же, часть тебе.
— Правда?
— Ну конечно, — сказал я. —
— Ну спасибо! — обрадовалась она. — Пойдем в сестринскую. У твоей Красавиной все равно сейчас посетитель. Просили не беспокоить.
И Наташа повела меня в сестринскую.
— Какой еще посетитель?
— Милиционер какой-то…
— В каком звании?
— Я не разглядела, у него погоны под халатом… Ну такой, плюгавенький…
Неужели капитан Киреев? Чего он приперся? Допрос решил устроить? Ну так права не имеет. Старлей Красавина в любом случае не по его ведомству. И вообще ранениями сотрудников прокурорские следаки заниматься должны.
Медсестра Кротова не дала мне поразмыслить на эту тему. Едва мы вошли в небольшое помещение, где отдыхают и переодеваются медицинские сестры, как она тут же заперла дверь на щеколду и без предисловий повисла у меня на шее. Я поцеловал ее в ответ, но волю рукам не давал. Казалось, что если я проявлю хоть немного настойчивости, то она скинет с себя халатик прям тут же.
— Ну все… — оторвал я от себя девушку. — Мы же у тебя на работе…
— Да никто сюда не зайдет, — проворковала она, но ошиблась.
В дверь постучали. Мы отпрянули друг от друга, как ошпаренные. Чувствовал себя пионером. Хорошее чувство… Наташа одернула халатик и поправила волосы.
— Посмотри, — прошептала она. — Губы сильно размазаны?
— Помады нет, — констатировал я. — Теперь нет.
Она отперла дверь, там стояла еще одна медсестра, что-то сказала Кротовой, та закивала и вновь захлопнула дверь.
— Мне надо идти, — с тоской в голосе, будто мы прощались навсегда проговорила она.
Я располовинил гостинцы. Действительно, много хапнул, на двоих тут с лихвой хватит:
— Это отнесешь раненой, а остальное заберешь домой.
— Нет, лучше ты унеси себе домой, а я вечером заскочу и заберу, — улыбнулась Наташа. — Если ты, конечно, не против.
— Не против. Заодно посмотришь, как там Серега.
— Ну вот и договорились.
Взяв пакет с апельсинами и прочим, я покинул сестринскую и направился к тринадцатой палате. И буквально нос к носу столкнулся с Рогоносцем. Он как раз выходил из палаты. Увидев меня, Сильва по-бабьи поджал губы и поспешил прочь. Я презрительно хмыкнул и вошел в палату. Она оказалась одноместной. Раненному инспектору по делам несовершеннолетних оказали невиданный в условиях советской медицины почет. Я, правда, тоже один лежал, но то было лишь случайностью.