Физрук-4: назад в СССР
Шрифт:
— Вас понял. Выполняю.
— Так и знала, что он попытается все испортить, — вздохнула Ольга Михайловна, пряча рацию.
— Что же вы его раньше не нейтрализовали? — спросил я.
— Лишняя суматоха могла привлечь внимание, — ответила она. — Не подруги вашей, а тех ее иностранных друзей, которые ее наверняка ведут с самого начала.
— Да кто же она такая? — встряла в разговор модельерша.
— Королева, — усмехнулась гэбэшница. — Вот он знает!
И она ткнула в меня пальцем. Я лишь пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд Машуни.
— Первый на связи! Прием!
— Первый, я седьмой. Королева идет на бал. Повторяю, Королева идет на бал. Прием!
— Седьмой, захват строго в момент передачи! Прием!
— Уже пошли, первый! Прием!
— Удачи! — она опять спрятала рацию в карман и сказала: — Понимаю, что вам хочется досмотреть кино до конца. Пойдемте, будете понятыми.
И она двинулась к месту событий. Я схватил оробевшую Вершкову за руку и потащил следом за Телегиной. Долго идти нам не пришлось. Посреди круга, образованного зеваками, стояла небольшая группа. Сама ее величество «королева постельных клопов» и высокий мужик, по всему видно, иностранец, ошарашено хлопали глазами. Несколько «своих» парней в штатском с фото- и видеокамерами снимали их, другие не позволяли удрать и избавиться от главной улики. Ольга Михайловна подошла к задержанным, приветливо улыбнулась им, как старым знакомым и скомандовала вполголоса:
— Ведите их в опорник!
— Я буду жаловаться, я иностранный подданный! — немедленно заявил мужик, упираясь долговязыми ногами в пол, но его твердо взяли под локотки. — Немедленно требую консула!
— Все ваши законные требования, господин Керн, будут удовлетворены, — сказала гэбэшница и, обернувшись к нам, махнула рукой. — Товарищи, подойдите, будете понятыми!
Насколько я разбираюсь в законе, мы с Машуней, строго говоря, не имеем права быть понятыми, ибо лично знакомы с одной из подозреваемых. А с другой стороны, все, что от нас требуется, это засвидетельствовать законность процессуальных действий, производимых представителями власти, или как-то так.
Мы поплелись следом за всей остальной компанией. В небольшом помещении опорного пункта милиции сразу стало не продохнуть. Самих ментов турнули, хорошо хоть кто-то догадался открыть форточку на зарешеченном окне. Задержанных усадили рядышком. На стол выложили тот самый злополучный сверток.
— Я майор госбезопасности Телегина Ольга Михайловна, — представилась моя «квартирная хозяйка». — Обращаюсь к задержанным — вы знаете, почему вас задержали?
— Понятия не имею, — пожала плечами Эсмирка.
На удивление она была спокойна, лишь делала недоумевающие круглые глаза, будто ее застукали за кражей булочки в хлебном магазине, а не взяли с поличным по факту госизмены.
— А вы, господин Керн?
— Я и не подозревал, что помощь даме является в Советском Союзе преступлением, — высокомерно заявил иностранец на сносном русском языке. — Эта женщина обронила сверток. Я наклонился, чтобы поднять его, и тут эти молодые люди стали фотографировать меня и хватать за руки. Безобразие! Я буду жаловаться!
— Вас задержали в момент приема у гражданки СССР материалов, которые составляют государственную тайну нашей страны, — металлически голосом проговорила майор.
— Это чушь! Докажите! — потребовал Керн с напускным возмущением, но его руки подрагивали, а на лбу выступили капли.
— Понятые, прошу вас, подойдите к столу, — сказала майорша.
Там и подходить-то негде было, полшага шагнуть. На нас наставили камеры. Телегина неторопливо развернула «Литейский вестник» и побледнела. Я еле удержался, чтобы не присвистнуть, а Вершкова громко ойкнула. Да и было с чего. На затертой газетке лежала пудренница и тюбик губной помады.
— У вас уже и женская косметика составляет государственную тайну? — откровенно поглумился иностранец.
Ольга Михайловна несколько мгновений молчала, собираясь с духом, а потом сказала деревянным голосом:
— Примите мои извинения за это недоразумение, господин Керн. Вы вправе подать на меня жалобу в установленном порядке. А пока можете быть свободны.
— Надеюсь, мы больше никогда не увидимся, госпожа майор, — произнес тот, вставая.
Когда за ним захлопнулась дверь, Кривошеина сказала:
— Ну так я тоже пойду? За губную помаду и пудренницу у нас не сажают.
Телегина, которая, по всему видно, тяжело переживала фиаско, тут же оживилась.
— Вам виднее, гражданка Кривошеина или как вас там на самом деле зовут, — сказала она. — Вам ведь не впервой, верно?.. Содержание притона, торговля наркотиками, мошенничество… Я ничего не забыла?
— Это все в прошлом, гражданка начальница, — усмехнулась Эсмирка. — Я свои вины уже отработала у кума по полной.
— Старые — да, — согласилась майорша. — А с новыми пусть МУР разбирается.
— Ну там хоть не притащат туфтовых понятых, — огрызнулась напоследок «королева».
— Вы свободны, товарищи, — кивнула нам Ольга Михайловна.
Мы с Вершковой покинули опорный пункт, не узнав о том, что было с нашей попутчицей дальше.
— А куда же подевались материалы, которые я отдала Эсмеральде у Третьяковки? — спросила Маша.
— Ну-у, скинула где-то, — предположил я. — А потом завернула в газету первые попавшиеся безделушки…
— Как это — скинула? — удивилась модельерша. — Это же очень важные материалы! Над ними же ученые работали для страны! Надо обязательно отыскать их!
— Стоп! Я кажется знаю, у кого они!
— У кого?
— Помнишь, «королева» крик подняла, когда наш доцент пытался ее сцапать?
— Помню. Телегина еще приказала его убрать подальше и не отпускать до задержания.
— Ну вот! Она их ему и сунула под шумок!
— Значит, надо его найти!
И мы заметались по залу, обращая на себя внимание недовольных пассажиров.
— Да вот же он! — крикнула Машуня.
Я оглянулся и тоже увидел бредущего с унылым видом ученого.