Физрук и вот это вот все
Шрифт:
— А других вариантов нет?
— Нет, сынок, — сказал он. — Пойми, я ничего против тебя лично не имею. Но моя задача на этом месте — не искать истину и не восстанавливать справедливость. Моя задача — добывать тримерит и следит, чтобы с доверенным моему надзору контингентом ничего не случилось. По возможности. Я не могу взять тебя в штат охраны, я не могу поставить тебя на довольствие просто так. Если ты хочешь остаться здесь, тебе придется рубить тримерит. Я доступно объяснил?
— Вполне, — услышать я его услышал, и даже вошел в положение,
— И каков твой выбор?
— Буду рубить тримерит, — сказал я.
— Тогда иди в третий барак, найди там старшего и он объяснит тебе, что дальше.
— А я могу время от времени сюда заходить? — поинтересовался я. — Просто чтобы узнать, появилась ли связь?
— Я пошлю тебе весточку с кем-нибудь из охранников, — пообещал он.
На том и порешили.
* * *
Несмотря на мою довольно бурную молодость, опыт пребывания в пенитенциарных учреждениях у меня был вообще никакой. Конечно, меня довольно часто забирали в милицию, я стоял на учете, и провел пару ночей за решеткой, но, в общем-то, это были детские шалости, дело ни разу не доходило до суда, и в местах не столь отдаленных мне побывать так и не довелось.
Ну, это и к лучшему.
К тому же, отсидка на Земле вряд ли снабдила бы меня опытом, необходимым для общения с местными каторжанами.
Пока я плелся от домика начальника рудника к унылому бараку с начертанной красной краской цифрой «три», я обдумывал дальнейшую стратегию своего поведения. Вряд ли стоило открывать дверь в барак ударом ноги и начинать знакомства с крика «Вечер в хату, господа арестанты!».
Но и чрезмерно вежливым, наверное, тоже быть не стоит. Есть некоторые личности, которые воспринимают вежливость за слабость. Таким личностям надо сразу стучать по рогам, пока дело не зашло слишком далеко.
В общем, все как обычно, буду действовать по ситуации.
Дверь барака оказалась не заперта.
Я помахал рукой проходившему мимо охраннику — понятия не имею, тот ли это был охранник, что отправил меня к начальнику или другой, они все настолько одинаково унылые, что в темноте не отличишь — дернул дверь на себя и вошел внутрь.
Ну, казарма и есть казарма. Кровати, по счастью, одноярусные, тумбочки, вешалки…
Заключенных было человек сорок, и большая часть уже спала. Остальные группировались по несколько человек и о чем-то беседовали, либо играли в нехитрые карточные игры.
На мое появление они отреагировали… Никак они не отреагировали.
Всем было наплевать.
А нет, все нормально.
От ближайшей ко мне группы отделился орочьей наружности двухметровый бугай. То есть, это по человеческим меркам он был бугай, по орочьим, наверное, годился только в задохлики.
Но из тех, кто не спал, он был самым крупным представителем разумного вида. Ну, относительно разумного.
Он подошел ко мне, остановился всего в паре сантиметров от того пространства, которое
— О, новенький, — сказал он. — Как зовут?
— Никак не зовут, — сказал я. — Сам всегда прихожу.
— И за что замели?
— Ни за что.
— Как и всех нас, — ухмыльнулся он, чуть не порезав себе рот собственными клыками.
— Нет, серьезно, — сказал я. — У меня просто туристическая поездка.
— Умник, да? — спросил он. — Ты знаешь, что умников тут никто не любит? А знаешь, кто тут особенно не любит всяких умников?
— Предполагаю, что ты, — сказал я. — Но я не ищу твоей любви.
— А если я сделаю вот так? — он выбросил вперед руку со сжатым кулаком, но я видел, что он это несерьезно, и не стал уклоняться или противодействовать. Так и есть, кулак замер в нескольких сантиметрах от моего лица.
— На первый раз я тебя прощу, — сказал я. — А если ты сделаешь так еще раз, то я сломаю тебе руку.
— Вот так прямо и сломаешь?
— Ага, — сказал я. — Хочешь испытать судьбу?
Мы посмотрели друг другу в глаза, и я понял, что он хочет. Я же, в свою очередь, всем выражением лица попытался намекнуть ему, что этого делать не стоит, но он оказался хреновым физиогномистом.
Он сделал так еще раз, и я сломал ему руку, как обещал. Не прикладывая запредельного количества силы, просто на технике.
Он побледнел, на лице выступили капельки пота.
Я похлопал его по плечу.
— Расслабься, посиди и все пройдет, — сказал я. — Если то, что я слышал об орочьей регенерации, правда, к утру ты уже будешь как новенький.
— Я думал, ты не серьезно, — сказал он.
— А я серьезно, — сказал я. — Но я предупреждал. Без обид?
— Ладно, сам напросился, — согласился он. — Без обид.
— Ну и ладно, — я довел его до ближайшей кровати. — Кстати, а кто тут у вас старший?
— Гонзо, — сказал он, указывая на свою компанию. — Вон он там сидит.
Я подошел к ребятам, которые внимательно следили за происходящим и не вмешивались в него, и уточнил, который из них Гонзо.
Гонзо на вид был человеком лет сорока. Тощим, жилистым и повышенно волосатым. У него оказалось крепкое рукопожатие нормального человека, и первым делом он извинился за поведение громилы.
— Это, сам понимаешь, испытание такое, — объяснил он. — Хочешь узнать все о человеке — двинь ему в рыло и посмотри, как он будет себя вести.
— И как я справился?
— Ты нормальный, — сказал он. — Разве что резковат немного.
— Я предупреждал.
— Да я понимаю, — сказал он. — Звать-то тебя как?
— Чапай, — сказал я.
— Держи, Чапай, — он достал из кармана своей робы какой-то кругляш и вручил его мне. Оа одной стороне кругляша было схематичное изображение кирки, как если бы ее ребенок нарисовал, на на другой вообще ничего не было.
— Что это?
— Это жетон, — сказал он. — Кинешь его утром в копилку. А вот еще три.