Флаг миноносца
Шрифт:
Только отойдя километра на полтора от посадки, Бодров понял, что лицо Земскова напомнило ему Арсеньева.
Земсков с разведчиками быстро дошёл до развилки дорог. Со стороны Кеслерово слышались очереди автоматических пушек. «Сомин бьёт по самолётам, — подумал Земсков, — а может, атакуют с тыла? Ну, если там началось, сейчас полезут с фронта. Надо торопиться!»
Углубившись метров на сто в пространство, замкнутое двумя сходящимися дорогами, Земсков приказал отрыть щель и замаскировать её ветвями. Пока Иргаш и Журавлёв работали шанцевыми лопатками, Земсков внимательно осматривал местность.
Солнце ещё не взошло, но было уже совсем светло. Две дороги лежали
Матросы уже отрыли окопчик длиной в метр и глубиной чуть побольше человеческого роста. Земсков развернул рацию и передал позывные, сообщённые ему Бодровым:
— Я — «Клотик»! Я — «Клотик»! Я — «Клотик»! «Рубка» — отвечайте! Приём…
Командный пункт полка не отвечал. Журавлёв тронул Земскова за плечо: — Товарищ капитан, идут!
Земсков снял наушники и взялся за бинокль. Танки появились сразу на обеих дорогах. Впереди шла разведка на мотоциклах. Мотоциклисты пронеслись с обеих сторон мимо наблюдательного пункта Земскова, доехали до развилки и повернули обратно. Танки уже подходили к рубежу № 1. Земсков снова принялся вызывать полк:
— Я — «Клотик»! Я — «Клотик»! Вызываю «Рубку». «Рубка» — отвечайте! Приём.
Ни звука в ответ. Уже видны были простым глазом белые кресты на башнях. Всходило солнце. Начинался новый день.
4. ЗАЛП — НА МЕНЯ!
По приказанию Будакова командный пункт полка разместили на невысоком холме с восточной стороны хутора Кеслерово. По склонам холма среди вянущих листьев стлались по земле толстые стебли арбузов и тыкв. Дивизионы располагались на западной окраине. До них было километра два. Когда взошла луна, с командного пункта можно было отчётливо различить глубокие каналы, проложенные в подсолнечном поле боевыми машинами.
С тыла КП охраняла батарея Сомина. Она находилась совсем близко, среди деревьев, подступавших к холму с восточной стороны. Будаков оставил при себе взвод автоматчиков Горича. Мало ли что может произойти ночью? Эта ночь — первая после смерти Арсеньева — страшила его. Далеко на востоке грохотала канонада. С запада донёсся залп гвардейских миномётов. «Наверно, дивизион Ермольченко под Ново-Георгиевской», — подумал Будаков. Немцы были и спереди и сзади. Больше всего Будаков боялся танков, от которых ушёл из Павловского. Видимо, противник решил нанести сильный контрудар. «Скорее бы прошла эта ночь! Утром подойдут наши…» И вдруг он понял, что подсознательно страшится встречи с наступающими советскими частями не меньше, чем немецкого контрудара. Флаг! Будаков не сообщил о его потере. Он все ещё надеялся на чудо, на то, что этот флаг будет снова в полку, хотя не предпринимал ничего для его спасения. Сколько мечтал Будаков о том времени, когда он заменит Арсеньева. И вот он — командир полка. Но при каких обстоятельствах?! Теперь Будаков готов был бы отдать год — нет — два года жизни, чтобы снова оказаться начальником штаба, чтобы опять ответственность за полк нёс Арсеньев, чтобы флаг лежал на месте и не было бы этого сосущего мучительного предчувствия неизбежной катастрофы. Ведь за потерю флага ответит в первую очередь он — Будаков. Когда Будаков запретил Николаеву предпринимать какие-либо шаги для спасения флага, это вызвало такое возмущение среди офицерского состава, что подполковник начал опасаться открытого неповиновения. Но вскоре по непонятной для него причине это возмущение улеглось. Видимо, мысли каждого были заняты гибелью Арсеньева. А главное все думали о том, в каком положении оказался полк.
«Я поступил правильно, — убеждал он себя, — полк сохранён, потери невелики. Как только подойдут наши, можно будет продвигаться вперёд. Планомерно, уверенно, без нелепого арсеньевского маневрирования. Арсеньев за несколько минут до своей смерти принял решение прорываться на Ново-Георгиевскую. Может быть, это и удалось бы ему. Арсеньеву всегда везло. Даже, когда он действовал вопреки всем уставам и наставлениям. Но это везение не могло продолжаться бесконечно. Теперь он — труп. Наконец…»
Будаков поймал себя на этой мысли. Конечно, так: «Наконец…» С самим собой можно быть откровенным. При Арсеньеве он не имел решительно никаких перспектив, даже сейчас, во время наступления, когда звёздочки на погонах растут, как грибы после дождя. Каких бы успехов ни добился полк, все было бы отнесено за счёт талантов покойного командира. Яновский уж позаботился бы об этом! Для него Арсеньев — все равно, что флаг — символ морской доблести.
«Опять этот флаг! — он зябко поёжился, представив себе на мгновенье, как генерал Назаренко срывает с него погоны перед строем. — Сейчас самое главное выполнить приказ генерала, сохранить часть и удержать рубеж».
Будаков поправил булавкой фитиль коптилки, освещавшей блиндаж, и перечёл свою шифровку командующему опергруппой:
«В 17.50 убит командир полка Арсеньев. Приняв командование, я отвёл два дивизиона в Кеслерово, где сдерживаю контрнаступающие танки противника. Докладываю о дезертирстве бывшего ПНШ-2 капитана Земскова, который находился под арестом. Одновременно дезертировали разведчик Косотруб и радистка Шубина. Исполняющий обязанности командира полка подполковник Будаков».
В ответ на эту радиограмму была получена шифровка:
«Приказываю держать рубеж. При первой возможности поддержу огнём. Расследуйте обстоятельства исчезновения Земскова. Назаренко».
«Генерал сомневается! — подумал Будаков. — Однако против фактов не попрёшь! С Земсковым необходимо было покончить. Он сам помог мне своим побегом из-под ареста. Независимо от того, как высшее командование расценит моё сообщение о ложных разведданных, сейчас Земсков уже не начальник разведки и не капитан, а просто дезертир».
Будаков посмотрел на часы. Близился рассвет. В углу спал около рации дежурный радист. У входа в блиндаж храпел штабной писарь. Младший лейтенант — шифровальщик, недавно присланный в полк, спал на земле, подложив под голову свою заветную сумку с таблицами. Снаружи вышагивал часовой.
Будаков отвинтил крышечку фляжки и сделал несколько глотков. Водка ободрила его. Откусив полпомидора, он крутнул ручку полевого телефона и взял трубку.
— Дежурный по первому дивизиону слушает!
— Николаева к аппарату! — сказал Будаков.
Николаев коротко доложил, что на огневой позиции все в порядке.
— Помните, товарищ Николаев, — без моего приказания ОП не менять. Дивизионам стоять на месте.
Командир дивизиона ответил «Есть» и положил трубку, не ожидая дальнейших приказаний. В блиндаж вошёл Горич:
— Разрешите, товарищ подполковник.
— Ну, как дела, строевой медик? Садись! Выпить хочешь?
Горич мотнул головой:
— У нас в тылу появились немцы.
— Это точно?
— Точно, товарищ подполковник. Доложил мой дозор. Замечено два танка и около роты пехоты.