Флагелляция в светской жизни
Шрифт:
Шлёп… Шлеп… Шлеп…
Она остановилась. Я тяжело дышу. Футболка вся мокрая от пота, по щекам текут слёзы.
Она начинает нежно гладить мою попу… Боль понемногу уходит оставляя после себя тепло.
— Я хочу чтобы ты никогда больше так не делал! Я хочу чтобы ты был послушным, хорошим мальчиком. Сейчас тебе придется ещё немного потерпеть, я должна быть уверена что ты усвоишь этот урок!
Неужели опять? Это ещё не конец.
— Нет пожалуйста я всё понял я больше так не буду ну пожалуйста… — тараторю я пытаясь рукой закрыть попу.
Она берёт мою руку, заворачивает за спину и снова начинает шлёпать.
— В следующий раз ты будешь думать прежде чем что-то сделать. В следующий раз ты вспомнишь эту порку и хорошенько подумаешь перед тем как сделать
Как же больно. Я реву, обещаю что больше никогда не буду плохо себя вести, обещаю быть хорошим. А она продолжает впечатывать свою ладонь в мою пылающую попу и отчитывать меня спокойным, почти нежным голосом.
Проходит ещё несколько мучительных минут и она останавливается. Помогает мне подняться и отводит меня в угол.
— Постой, успокойся и подумай.
Я стою и думаю.
Что же хуже вытерпеть эту порку или навсегда её лишиться?
Автор Сергей Непослушный
Воспоминание молодожёнов о порке в детстве
Однажды вечером молодожены Джейсон и Дафни завели разговор о том, как их в детстве пороли. Теперь, оглядываясь назад, они находили в тех порках что-то эротическое, возбуждающее (хотя тогда, в детстве, они не видели в этом ничего приятного). Дафни рассказала, что ее всегда наказывали по одному и тому же, раз и навсегда утвержденному распорядку. Все начиналось с того, что ее мама входила в комнату Дафни, «вооруженная» большой щеткой для волос с гладкой тыльной стороной. Ей она и наказывала дочку. Дафни должна была оголить попу, спустив до колен трусики (или трусики и джинсы) и улечься к маме на колени для получения заслуженной порки. Рассказав про несколько полученных ей особо «хороших» порок, Дафни спросила Джейсона — а как драли его, когда он был мальчишкой?
Я провел детство в небольшом пригороде, — начал свой рассказ Джейсон. Это был стандартный район для зажиточной части среднего класса. Там и дома, и порядки в семьях были стандартными. Отцы, большей частью, работали целыми днями, ну а матери были домохозяйками и воспитывали детей. Папы в то время вообще почти не уделяли детям внимания. Даже если кто-нибудь из детишек заслуживал порку, то его секла мать. К слову сказать, большинство тамошних женщин раз в неделю собирались — посидеть в дружеской компании за чашкой кофе и поговорить о том, о сем.
Я уже говорил, что наш пригород разнообразием не отличался, хоть и был довольно хорошим местом. Однообразными были и порядки в семьях — в том числе и телесные наказания детей. Никто из родителей подолгу не раздумывал, пороть или не пороть провинившихся. Если кто-нибудь из детей проявлял непослушание, то он получал от матери порку. Все матери хранили у себя на холодильниках специальные листы, куда заносились все детские проступки. И если туда был записан хоть один твой проступок, то в конце недели, в воскресенье, тебя ждала порка. Драли нас перед сном, около половины девятого. Воскресными летними вечерами, когда все окна были открыты, человек, идущий по улице, мог слышать, как мамы порют голые попы своих непослушных детишек. В то время никто из нас, детей, не находил это странным. Порки были делом абсолютно обычным. В воскресенье вечером, примерно за полчаса до «отбоя», мамы посылали нас умываться и чистить зубы, а провинившихся при этом особо предупреждали, что их ждет порка. Провинившийся, вместо того чтобы как обычно переодеться в пижаму, должен был раздеться до трусов и в таком виде ждать прихода мамы. В девять часов мама отправлялась укладывать детей спать, а кого надо, и сечь. Если в семье было несколько детей, и если более чем один из них заслуживал порку, то первым драли самого младшего, а заканчивали самым старшим. Хуже всего были те случаи, когда и я, и обе мои сестренки разом должны были быть наказаны. Так как я был самым старшим, то меня пороли последним. Дожидаясь своей очереди, я сидел на кровати и слушал, как идет по коридору мама, как открывается и закрывается дверь в комнате сестренки. Немного погодя раздавались удары весла по голой попе
Раз мы с сестренкой сильно провинились. Я теперь не припомню, что именно мы натворили, но я хорошо помню, как сидел в одних трусах на кровати и слушал, как получает порку веслом сестра. Я не знал, что нас ожидает еще и сечение ремнем, пока не услышал, как мама велит сестренке перегнуться через спинку кровати. Сестра видимо попыталась, хоть за это и полагалась «добавка», протестовать, но мама громко повторила приказ. Следующим, что я услышал, были щелчки кожаного ремня по сестренкиной голой попе и ее еще более громкий, чем прежде, рев.
По соседству с нами жила очень хорошенькая девочка, моя ровесница, в которую я был даже немного влюблен. Ее звали Дебби. Когда ей исполнилось 13 лет и она вступила в «трудный» подростковый возраст, ее мама стала пороть ее почти каждое воскресенье. Летом я часто прислушивался к доносившимся в открытые окна звонким ударам весла по ее попке. Я воображал, как она лежит на коленях у своей мамы: трусики спущены до колен, а голая попка краснеет под ударами маминого весла. Или, если она проявляла особое непокорство, я мог слушать, как она, перегнувшись через спинку кровати, визжит, получая удары ремнем по уже красным после порки веслом ягодицам. Представляя, это я даже начинал дрочить.
Однажды мы с Дебби сильно провинились, и наши мамы договорились наказать нас одинаково строго. Когда моя мама пришла в мою комнату пороть меня, то принесла сразу и весло и ремень.
Мама спустила с меня трусы, и я улегся к ней на колени, чтобы получить заслуженную порку. Начала она с обычной нотации. Мама Дебби приступила к делу раньше моей, и пока я, голопопый, лежал у мамы на коленях, ожидая начала моей порки, я слушал звуки от ударов весла по голой попке моей подруги и ее плач. Порка Дебби была уже наполовину закончена, корда моя мама тоже приступила к делу и начала драть меня. Когда моя мама закончила порку веслом, я услышал, что Дебби уже секут ремнем, а вскоре и я, перегнувшись через спинку кровати, получал свою порцию ремня. Теперь мы орали уже вдвоем.
Избежать порки было невозможно. Однажды мне пришлось переночевать в гостях у друга. Это было как раз в воскресенье, и я надеялся, что смогу избежать заслуженной порки или, по крайней мере, оттянуть неприятный момент. Но, как я говорил, наши мамы обменивались информацией. И когда в полдевятого мама моего друга отправила нас умываться и переодеваться в пижамы, я узнал, что меня ожидает порка.
Мне было 13 лет, маме друга 34 года. Она была очень привлекательной женщиной, так что мысли о предстоящей порке по голой попе вызывали у меня не только стыд, но и возбуждение. Приготовившись лечь в постель, мы с другом сели на кровать, и он минут пять расспрашивал меня — в чем именно я провинился? Заодно мы пытались угадать — предстоит ли мне еще и порка ремнем или нет?
Вскоре мы получили ответ на этот вопрос. Его мама явилась к нам, захватив и весло, и ремень. Я заметил, что оба «педагогических инструмента» были точно такими же, как те, которыми меня наказывали дома.
Мама друга, решив высечь меня без посторонних глаз, велела ему выйти из комнаты, уселась на кровать и спустила с меня трусики. Я сильно смутился оттого, что у меня началась эрекция, однако мама друга не обратила на это никакого внимания и уложила меня к себе на колени. Через тонкое платье я почувствовал тепло ее тела.