Флаги над замками
Шрифт:
И только Сандер знал, что на самом деле ничего, кроме водки, желудок отца просто не принимает. Мать тоже знала, но была свято уверена, что мужу тогда, в девяносто восьмом, удалили желчный пузырь.
Может, и удалили – Сандер никогда об этом не спрашивал. Картина, как отец сползает по открытой дверце своего чероки, держась за живот, и красные струйки начинают вытекать у него между пальцев, впечаталась в его мозг навсегда. И голос отца. Шипение. «Саня… на пол…»
Сандер никому не рассказывал об этом. Даже Андрюхе. Да и отец никогда не рассказывал, как распустился огненным цветком бензобак
Сандер налил в стопку холодную, явно недавно вынутую из морозилки водку (видимо, Андрюха вез запас на случай ядерной войны) и подмигнул отцу, поднимая стопку.
– Пей! – прикрикнул на него тот, шлепая ладонью по столешнице. – А то сидишь, как девица на смотринах.
Отец был весьма конкретно не трезв. Впрочем, когда они обнимались возле великолепной Андрюхиной оранжевой тачилы (Сандер не мог называть даже мысленно это произведение японского автопрома как-то по-другому), от отца уже слегка попахивало… ожиданием.
Сандер протянул руку, звякнул своей стопкой о другие, протянувшиеся к нему, и выпил залпом. И закусил ломтиком ветчины. Водка горячим приятным шариком прокатилась по горлу и мягко скользнула в желудок. То, что издавна в народе называлось «хорошо пошла».
– Ма-а-ам! Да сядь уже! – позвал он.
Мама тоже не изменилась совершенно, хотя ее Сандер толком рассмотреть не успевал: маленькая, юркая, похожая на рыжую белку, она постоянно суетилась между столами, что-то нарезая, подкладывая, выхватывая из рук дяди Игоря шампуры со свежим шашлыком.
– Да-да. Сейчас… еще квасу принесу…
– Сядь, сказали! – рявкнул отец и дернул ее за руку, усаживая рядом с собой. И, не отпуская, второй рукой налил вина в стоящий рядом бокал. – Сын приехал, а ты его встретить нормально не можешь. И так жратвы – за неделю не съесть.
– Дюшка за день справится, – засмеялась за спиной Настюха и тоже уселась на лавку, перекинув через нее ногу. – Ну, давай, рассказывай. Как ты там Америку открывал?
Отец тем временем встал и пошел в домик. И вернулся оттуда спустя пару минут с небольшим футляром в руках. Снова сел за стол и постучал по нему, привлекая внимание. Футляр он положил рядом.
Сандер покачал головой. Его начали терзать недобрые предчувствия.
– Сегодняшний вечер я бы хотел продолжить, так сказать, официальной частью, – заговорил отец, убедившись, что все на него смотрят. – Все знают, что мой сын, Александр, сегодня вернулся домой. Окончив с отличием Гарвардский университет! Мы все по праву гордимся этим человеком: и тем, что родили, вырастили его, дружили с ним и прочее и прочее… – Он рассмеялся, и его смех потонул в аплодисментах, а Сандер мысленно взмолился, чтобы на этом «официальная часть» и закончилась. Но нет. Отец поднял в воздух футляр и, дождавшись, когда хлопки смолкнут, продолжил:
– И поэтому я считаю, что пришел наконец долгожданный час. Именно сегодня я хочу передать тебе, Александр, мой сын и наследник, нашу старую семейную реликвию.
Он открыл футляр и извлек из него японский кинжал. Сандер закатил глаза и подпер подбородок ладонью.
– …Как известно, мой прадед, Виктор
– …решил во Второй мировой войне не участвовать, как впрочем, и вся остальная Франция, а вернуться на родину уже после, пока все были добрые, – закончил за него Сандер и, снова закатив глаза, развел руками.
Над столами повисла гнетущая тишина. Только слышно было тихое шуршание волн Ладоги по песку.
– Что ты сказал?.. – Отец недоуменно посмотрел на него и даже слегка приоткрыл рот.
– Я сказал: хватит сочинять, папа. Никогда, ни дня в своей жизни наш предок не воевал. Он был комендантом концлагеря для японцев, а потом переводчиком в штабе. И с этими же японцами и уплыл. А этот танто [11] он забрал у японца, который им закололся в плену. И диплом у меня самый обычный, могу показать. А в «Теодолите» я не буду работать даже курьером. Я тебе об этом уже не раз говорил.
11
Танто – короткий меч самурая.
Тяжелый дубовый стол покачнулся, и с края посыпались вилки и огурцы. Отец захрипел, и его лицо налилось кровью.
– Охренел совсем там, в америках своих – так на меня быковать?! – Скамейка полетела в сторону.
– Витя! Витя! – Мать повисла у него на руке, но отец стряхнул ее и, приблизившись вплотную к Сандеру, размахнулся, метя кулаком в лицо.
И только тогда Сандер наконец поднялся.
– Придурки… два сапога… идиоты… – Мать свернула в три четверти мокрое полотенце и протянула его отцу.
Тот прижал его к челюсти и усмехнулся одной стороной губ. – Мать… свали, не причитай. Кто тебя драться учил?
– Друг. – Сандер облизал разбитые костяшки пальцев и тоже усмехнулся. – Мама, принеси водки.
– Правильно мыслишь… – Отец нахмурился и зыркнул из-под бровей. – Ну ты и скотина, Саня. Я ж для тебя все это…
– Что – все?
– Ну, вот это. – Отец повел рукой вокруг.
Сандер огляделся. Несколько домиков, кусок берега, огороженный забором, – «базу» отец купил незадолго до его отъезда, и Сандер еще не знал, приносит ли это место хоть какую-то прибыль или используется отцом исключительно для отдыха.
– Ты мне что, хотел эту дачу подарить, что ли? – усмехнулся Сандер.
– Дурак ты… Я помру – чья компания будет? Настькина?
– А ты не помирай… Не хочешь Насте – внуку передашь.
– Тоже заметил… Эх… внуку. Нечаев он будет, а не Одоевский. Понимать надо. Сань… ты ж один у меня сын… почему ты так поступаешь?
Мать принесла нераспечатанную бутылку и две стопки. И, коротко кивнув, ушла наводить порядок на столе. Сандер откинулся спиной на стену домика и протянул руку:
– Дай полотенце.