Флавиан. Восхождение
Шрифт:
— Вот бы нам там литургию послужить! — загорелся я. — Ты послужишь, отче? А я бы тебе поалтарничал и попел!
— Не в этот раз, Леша! — вздохнул Флавиан. — Во-первых, я не успел второпях оформить через Патриархию разрешение служить на канонической территории Вселенского патриарха. Во-вторых, туда надо приносить с собою антиминс, священные сосуды и вино с просфорами, а этого у нас с собою нет. Да и вообще-то туда еще надо подняться!
Батюшка дышал тяжело, пот градом катился по его лицу, видно было, что, несмотря на отсутствие рюкзака, ему тяжело выдерживать темп, заданный более молодыми и спортивными спутниками.
Вскоре лестница разделилась на два рукава, вправо и влево.
— Куда идти, батюшка? — спросил шедший впереди Владимир у Флавиана, остановившись у развилки.
— Как мне говорили, налево дорога ведет вон к тому красивому новому кириакону.
Батюшка показал рукой на видневшийся слева храм, контрастно выделявшийся на фоне ярко-голубого неба.
— А правая лестница ведет к старому кириакону, где хранится стопа святой праведной Анны, матери Пресвятой Богородицы, оттуда ближе идти к вершине.
— Значит, вправо и пойдем! — глядя на задыхающегося Флавиана, безапелляционно заявил Игорь.
— Может быть, заодно и к стопе приложиться удастся? — предположил Владимир.
— Ну, это как Бог благословит! — вздохнул Флавиан. — Ребята! Вы идите со своей скоростью, как вам удобно, а я потихоньку буду вас догонять, как смогу! Идите, не смущайтесь, вот Алексей за мной присмотрит!
— Еще как присмотрю! — грозно зыркнул на батюшку я, поведя нахмуренной бровью. — Прямо сквозь оптический прицел телефона с номером матери Серафимы!
— Лexa! Перестань шантажировать духовного отца! — Флавиан выглядел порядком утомившимся, но зато светлым и радостным.
— Как благословите, батюшка! — смиренно склонил я голову, сложив ладошки «лодочкой».
— Благословляю идти вперед! — Флавиан выдохнул и продолжил путь наверх, ритмично поцокивая закаленными наконечниками горных палок по бетонным ступенькам. Ребята обогнали нас и вскоре исчезли из виду за ближайшим поворотом лестницы.
Лестница постепенно сужалась, незаметно пропали обрамляющие ее каменные пристенки-бордюры, временами бетонные ступеньки сменялись горизонтальными участками бетонной дорожки или грунтовой тропы. Проходя как раз по такому грунтовому отрезку дороги, мы с Флавианом услышали впереди за кустами какой-то знакомый, но пока еще неузнаваемый голос, напевавший:
— ...садо хар чемо, сулико!
Мы с батюшкой переглянулись.
— Отче! У нас с тобой есть общий знакомый грузин? — поинтересовался я.
— Есть армянин, даже два, но они оба сейчас точно в России!
— Поют не по-армянски, а по-грузински, любимую песню Сталина «Сулико», если я не ошибаюсь, — заметил я.
— Кстати, если я правильно помню, «сулико» означает душечка, ласковое обращение к душе, — сказал, переводя дыхание, Флавиан.
— Ну, наверное, там не о душе человеческой речь идет в песне, а о какой-нибудь душечке с черными бровями и миндалевидными глазами, — предположил я.
— Скорее всего, так, — согласился Флавиан.
Снова совсем близко тот же голос повторил тот же куплет.
Мы обогнули куст и прямо за ним, на камушке, обнаружили сидящего
— Таки, «ни хао» вам, немножечко, Лао! Или, точнее, гамарджобат, патер! — приветствовал его я.
— Тогда уж, если «гамарджобат», то «мамао», — ответил он, улыбаясь своей кроткой улыбкой, — по-грузински отец «мамао»!
Он легко поднялся и расцеловался с Флавианом, затем благословил меня.
На голове у Лao Ди была расшитая каким-то национальным орнаментом шапочка, по форме напоминающая греческую скуфью.
— Какими судьбами, отче? — поинтересовался у отца Димитрия Флавиан.
— Я был сегодня в монастыре Агиа Павла, молился там со вчерашнего вечера, — просто и радостно отвечал Лао Ди. — А сегодня после трапезы пришел сюда в скит Святой Анны, приложился к святыням и уже спускался на арсану, чтобы плыть в Пантелеимон, как вдруг мне пришла мысль подняться на вершину, тем более что я оказался прямо на тропе туда. Вот я и присел передохнуть перед подъемом!
— Не знал, батюшка, что у вас этнические корни из древней Иверии, — почтительно произнес я. — Я уже было подумал в прошлую нашу встречу, что вы ведете свою генеалогию с предгорий Северного Фудзяня или из Гуандуна!
— Что вы! — заулыбался обезоруживающе отец Димитрий. — Я коренной москвич с заурядной фамилией Иванов! Просто я люблю разные национальные культуры, элементы этих культур, в которых наиболее ярко выражается душа народа, его духовная традиция. В Китае это чайное действо, в Грузии — песни! А как прекрасно поет в грузинском храме церковный хор! Вообще-то традиции грузинской музыкальной культуры имеют глубокие христианские корни, как, впрочем, и у многих других христианских народов. Вот, — он снял с головы свой необычный для монаха головной убор, — это грузинская скуфья, смотрите, она вся расшита орнаментами, в основе которых крест!
— Вы, отче, до монашества музыкантом не были? — поинтересовался Флавиан.
— Виолончель... — опустив взгляд, вздохнул Лао Ди.
— Понятно! — отозвался мой батюшка. — Не хотите присоединиться к нашей компании? Там впереди идут еще несколько человек из нашей группы!
— С удовольствием! — отозвался отец Димитрий.
Дальше мы пошли втроем.
ГЛАВА 24. Восхождение. Дзот
Ступенчатая дорога вверх все сужалась, все более петляла вокруг выступов горного склона и все чаще ныряла под сень высоких, свисающих над ней деревьев. После одного из таких поворотов она вывела нас к еще одному источнику, около которого отдыхал в полном составе авангард нашей маленькой экспедиции.
Игорь, Владимир и Эдуард, сняв с плеч поклажу, сидели, вытянув ноги на каменной скамье. Та выступала из достаточно высокой, около двух с половиной метров в высоту, стены из камня, поддерживающей грунт расположенной за ней лесистой террасы. Слева от скамьи выступало из стены квадратное корыто, сложенное из того же камня, что и стена, над корытом был бронзовый кран в виде головы дракона, а еще выше — полукруглая ниша со стоящими в ней недорогими печатными иконами. Справа и слева от крана в стене находились две маленькие ниши, в одной из которых стояла стандартная магазинная кружка из нержавейки.