Флер Д’Оранж: Сердце Замка

Лобусова Ирина

Машина почти догорела. Огня вблизи я не видела. Только отвратительная вонь и черные клочья густого дыма, продолжавшие уходить в небо из тлеющих, посмертных руин. Я обернулась. Обрыв был далеко. Был еще дальше дороги. Я не знала, откуда у меня взялись силы столько проползти. Тем не менее, это был вполне приличный отрезок – от машины до обрыва. Каким образом я могла оказаться так далеко? Только падая. Только если я упала из машины, которая летела в глубину каньона на большой скорости. Только если во время падения он вытолкнул меня из машины.

Я подползла ближе, не думая о том, сколько уйдет на это сил. Уткнулась ему в шею возле самого ворота рубашки, надеясь почувствовать теплоту кожи, которую не успела узнать. А раньше и не собиралась. Как печально и, наверное, глупо. Я

не хотела чувствовать ничего. Просто лежать так, забывая, что есть боль, просто лежать, не думая ни о чем. Даже о том, что несмотря на погасший огонь, машина все-таки может взорваться в любую минуту. Я хорошо разбираюсь в машинах, чтобы это понять. Но мне хотелось совсем немного – маленького кусочка теплоты и спокойствия. Без боли, без мыслей. Особенно, мыслей о том, что человек, застрявший в этой проклятой машине – человек без лица. Я сумела разглядеть это.

В определенный момент, когда боль и желание спокойной тишины вдруг уступили место чему-то другому, я прекрасно поняла то, что на самом деле не было иллюзией. Наверное, этому способствовал каньон. Та безумная, давящая тишина, влившаяся в пустые машинные окна. Я готова была видеть, я готова была к тому, что мои глаза ясно и отчетливо увидят его лицо… Но все-таки внутренности вывернулись уничтожающей тошнотой. Его лицо выглядело так, словно камни забрали его облик.

Я смотрела на то, что осталось вместо его лица: распластанный вдоль земли кровоточащий бесформенный блин с синими жилами и свисающими, как ошметки, обгоревшими кусками кожи. Огромный распухший волдырь, где моя тошнота заново открыла мешанину красок (синего, красного и черного). Обезображенный кошмар, где мясо отставало от костей, обожженное невыносимейшей на земле болью… У него не было лица и волосы выгорели почти все, оставляя продолжение чудовищного волдыря обнаженным обугленным скальпом с синими венами и засохшей кровью там, где должны были быть его волосы.

Взрыв пришелся в центр его лица. На груди и шее от огня лопнула кожа. Он горел. Горел в машине, весь превращенный в огромный вздувшийся волдырь. Я никогда так близко не ощущала запах горелой кожи. Все внутри меня выворачивалось, подступая к глазам. Я еще смогла отползти, чтобы вырвать подальше от него какой-то зеленоватой отвратительной слизью, в которой попадались куски засохшей крови. Потом я некоторое время пыталась прийти в себя, вытирая рот о белые цветы, росшие в таком непомерном избытке на дне каньона. После рвоты мне стало легче и я смогла ползти дальше. Спазмы прошли, приучив меня воспринимать запах, как нечто должное. Я прекратила обращать внимание на его лицо и на остов машины. Я хотела узнать одно: есть ли в том, что осталось от его тела, хоть какие-то признаки жизни. Именно в тот момент я почувствовала свои руки с обреченностью, что буду всегда их ощущать такой болью… Всегда. Изрезанные стеклом, заскорузлые от крови ладони. Я ухватилась ими за то, что осталось от его рубашки, загоняя глубоко в свои раны стекло. Из них сразу же брызнули свежие струйки крови.

Он не поддавался. Сдвинуть его с места я не смогла. Обгорелым остовом машины прищемило его ногу. Я подползла еще ближе. Из глубины раскаленной машины на меня дохнуло страшным жаром. Его кость застряла между расплющенным сидением и дверцей. Я схватилась рукой прямо за металл. Резкой вспышкой что-то рвануло в глазах, заглушая в моем сознании остатки собственного крика Я очнулась. На руке, которой я схватила раскаленный металл, лопнула кожа. В этом было одно преимущество: из ладони выпало все стекло, но, несмотря на это, двинуть рукой я уже не могла, да и смотреть на подобие его лица, тоже уже не могла. Тем единственным, что я сумела в себе спасти, была способность абсолютно не воспринимать боль.

Я стала смотреть по сторонам в поисках чего-то тяжелого, чем можно вытащить его ногу из тисков. Мне повезло. В некотором отдалении я рассмотрела остатки расщепленного бревна. Научившись лавировать сломанным бедром, я уже могла передвигаться достаточно бодро. К лопнувшему остатку моей ладони присохли белые цветочные лепестки, но снять их оттуда у меня не было силы воли. Это была деревянная палка, вполне легкая для того,

чтобы я могла потащить ее за собой. Я обхватила палку подмышкой, грудью, всем телом, ртом и так в обнимочку стала перекатываться с ней, вгоняя в живые остатки тела свежие зазубренные занозы. Я действовала палкой, как рычагом, вставив в маленькое отверстие между сидением и захлопнувшейся дверцей. Нескольких усилий мне хватило на то, чтобы внутри что-то щелкнуло и сквозь полуоткрывшуюся дверь вывалился обгоревший черный обрубок. Освободив его ногу, я стала его тащить, вцепившись содранными ногтями в целые куски его кожи.

В стороне коптил форд. Мы лежали в самом центре каньона. Больше у меня не было сил. Я лежала, уткнувшись лицом в его живот, совершенно не чувствуя никаких признаков жизни. Может быть, он давным-давно прекратил дышать. Может, уже не дышала и я… Я не знаю, что это было. Помню только широко раскрытые собственные глаза, рассматривающие сердце замка из самой его глубины.

Я уже была в N, но в каньоне оказалась впервые. Я действительно видела это зрелище в первый раз. Я закрыла лицо руками, заслоняясь от яркого солнца. У меня была какая-то странная привычка – закрывать лицо в самый неподходящий момент. Точно также я поступила в свой первый приезд в N, заслоняясь от пистолета Веры. Я вспомнила отчетливо ту минуту… Вспомнила охвативший меня страх.

Пистолет в руке Веры напоминал маленькую блестящую игрушку. Только почему-то от вида этой игрушки появился ледяной ком в желудке. Точка дула, похожая на тусклую пуговицу. Эта пуговица уставилась прямо мне в лицо.

– Не двигаться! – голос Веры прозвучал резко, так, как звучал во время нашей встречи, но мне стало плохо не от этого голоса (я почти не обратила на него внимания), а от мысли, что вот так запросто она может меня застрелить и на этом закончится все, и я погибну так нелепо и глупо, что рассказы о моей смерти будут вызывать только смех. Вера может меня застрелить. Она действительно может так сделать и будет совершенно права, ведь я тайком забралась в ее дом. Наверное, если она найдет ловкого адвоката, ее оправдают. А услуги этого ловкого адвоката ей с радостью оплатит мой бывший любовник, разумеется в рекламных целях, чтобы лишний раз пропиарить телеканал.

Не двигаясь, я смотрела на Веру, вместе с обледенением чувствуя какое-то странное равнодушие, настолько предательское и глупое, что мне даже захотелось попросить Веру поскорее стрелять. Теперь она выглядела совсем по-другому. Джинсы, куртка-ветровка, глухо застегнутая на змейку, кроссовки. Она была одета так, словно собиралась в дальнюю дорогу, и мое вторжение застигло ее буквально на пороге. А может, это и было так. Ее бледное лицо было застывшим, но глаза метали молнии. Мне даже показалось, что она меня не узнает. Вера замешкалась. Очевидно, как и я, она попала в нелепую и тяжелую ситуацию. Вера явно не знала, как должна поступить. Стрелять? Не стрелять? Секунды шли… Если б на моем месте была профессиональная бандитка, Вера давным-давно распрощалась бы с жизнью. Но ее замешательства мне хватило, чтобы прийти в себя. Быстро подняв руку, я сорвала с головы платок. Лицо Веры мгновенно расслабилось и, громко выдохнув: «О, Господи!», – она опустила пистолет вниз. Я поняла, что пули предназначались не мне и это немного меня успокоило.

– Вы… Снова вы, – голос ее предательски дрожал и было понятно, что она перенервничала не меньше меня.

– Вера, я прошу прощения за то, что я так вторглась в ваш дом… Я не хотела ничего плохого. Просто поговорить еще один раз.

– Как вы меня напугали!

– Да, наверное. Но у меня не было выбора. Я сразу поняла, что за вами следят.

– Господи… – внезапно Вера опустилась на какой-то стул, – Да ты хоть понимаешь, что я могла тебя застрелить?! Застрелить и сесть в тюрьму из-за наглой дуры, которая везде сует свой длинный нос? Я уже почти собралась стрелять! Я хотела начать стрелять в темноту, не включая свет, но потом какое-то шестое чувство подсказало все-таки щелкнуть выключателем и посмотреть, кто влез в окно! Какое счастье, что я включила свет! Ты хоть понимаешь, что ты натворила?! Ты перепугала меня до смерти! Я думала, что умру на месте, когда услышала шум!