Флёр
Шрифт:
Карев побледнел как полотно. Он раскрыл губы, словно хотел возразить, но изо рта не вылетело ни звука. Он уставился в своего мучителя. Внутри него кипела бешеная ярость.
— Да, теперь я все знаю, — продолжал Полоцкий с видимым удовольствием. — Милочка в письме рассказала мне о том, как вы ею пренебрегали, и мне стало понятно, почему у вас от первой жены не было детей. Ведь до вашего отъезда с Кавказа вы получили ранение. Теперь и вы можете вздрогнуть от моего рассказа! — добавил он, обращаясь к Петру. — Он, конечно, позаботился, чтобы об этом никто не узнал! Граф притворился, что вернулся домой с новой женой, чтобы продолжать жить с ней в родовом поместье. — Он вновь повернулся к Кареву. — Но вам не хотелось покидать Кавказ. Вы хотели остаться там навсегда и жить в семье жены… но вы были ранены. И это печальное событие в один миг все изменило, не правда ли?
Озадаченный Петр не спускал глаз с брата.
— Это правда, что он говорит, Сережа? Или он несет чепуху? Скажи только слово, и я выброшу этого наглеца вон.
Карев молчал, не спуская с Полоцкого налившихся яростью глаз, по-прежнему бледный, без кровинки в лице. В эту минуту заговорила Роза, заговорила тихо, словно про себя.
— Мать знала об этом. Вот, вероятно, почему… — Она замолчала.
Полоцкий, переводил взгляд с одного на другого. Потом продолжил:
— Мне удалось отыскать того хирурга, у которого вы консультировались после возвращения в Петербург. Это был один из врачей императора, смею вас заверить! Он ничего мне не сказал. Тогда я подкупил одного из его ассистентов, и он по моей просьбе заглянул в вашу медицинскую карту. Но я все равно уже начал догадываться. Вы не можете иметь детей, не так ли? Это вам сказал хирург. Вы бесплодны!
Полоцкий все больше раззадоривал себя, сжимая для уверенности кулаки, чтобы не дать схлынуть охватившему его гневу.
— Вы ничем не лучше поганого мула! И что самое отвратительное — вы знали об этом, прекрасно знали, когда женились на моей бедняжке дочери. Пытаясь завладеть ее деньгами, вы хотели обречь ее на бездетную жизнь, как и свою первую жену, эту несчастную, достойную жалости женщину, — и мы все теперь знаем, что с ней произошло. Вы разбили ее сердце, и она зачахла. Но у Милочки оказалось больше живительной крови, больше духа, у нее хватило здравого рассудка, чтобы спасти себя, пока было еще не поздно.
Карев наконец обрел дар речи.
— Довольно! — процедил он сквозь зубы. Полоцкий и ухом не повел.
— Вы обманули ее, вы обманули меня, и вы лгали нам обоим, лгали всем окружающим вас людям! А теперь я вам скажу, что произойдет дальше, мой друг. Я намерен получить от вас официальный развод, а вместе с ним обратно все ее приданное, все, до копеечки! Ежели вы откажетесь, начнете чинить различные козни, то, смею вас заверить, все узнают об этом печальном факте. И вы никогда больше не сунете носа в Петербург, вы меня слышите?
Полоцкий умолк, тяжело дыша, взметнув вверх кулаки.
— Клянусь Богом, — продолжал он, — за то, что вы сделали с моей дочерью, мне следовало бы убить вас, Карев! Но полагаю, оставаясь в живых, вам придется куда сильнее страдать. К тому же мне хочется, чтобы у вас было побольше времени для сожалений о том, что вы когда-то пытались скрестить шпаги с Иваном Полоцким!
Когда он кончил, в комнате установилась такая гробовая тишина, которую никогда Флер прежде не приходилось ощущать почти физически. Она стояла словно окаменевшая от стыда и отчаяния, ее обуревало страшное предчувствие, что ни один из них больше не заговорит, что они так и будут молчать, глядя на друга, целую вечность. Однако молчание, как и полагалось, нарушил Карев, голос у него был такой бесстрастный, такой воздушный, словно прилетел издалека, из какого-то другого мира.
— Вы заблуждаетесь во всех ваших предположениях, — произнес он. — Но я готов предоставить свободу вашей дочери, если только это — цель вашего визита ко мне.
Полоцкий смутился.
— Только на моих условиях, — поспешил он уточнить громким, срывающимся, в отличие от графа Карева, голосом.
— На любых ваших условиях. Я не возражаю, — так же ровно ответил Карев. Он, по-видимому, хотел еще что-то добавить, но передумал и не сказал больше ни слова и, не удостоив ни одного из присутствующих своим взглядом, повернулся и вышел из комнаты.
Наконец Флер могла сдвинуться с места. Ноги у нее дрожали. Сделав шаг до ближайшего стула, она, обессиленная, устало опустилась на него.
Петр повернулся к Полоцкому.
— Для чего вы все это устроили, скажите на милость? — Он весь позеленел от злости. Роза сидела молча, избегая взглядов и стараясь смотреть в одну точку впереди себя.
Полоцкий, озираясь, нервно облизал губы и провел рукой по лбу.
— Уф, — наконец выдохнул он. — Об этом нужно было сказать. Его нужно было остановить. — Никто на него не смотрел. Он стал парией, и его присутствие тяготило всех. Они хотели, чтобы он поскорее ушел. Он повернулся к Флер: — Должен сказать вам, что мы с Софи не имеем ничего против вас, сударыня, и испытываем точно такие же нежные чувства, как и прежде. Вам пришлось нелегко, может быть даже хуже всех, но в этом не ваша вина. И если вам захочется уехать отсюда, если у вас нет пристанища, то мы с радостью примем вас в нашем доме, где вы сможете жить столько, сколько захотите.
Флер не могла найти ответных слов. Он попытался ей улыбнуться, но улыбка у него вышла кривой, мускулы на лице отказались ему повиноваться. Несмотря на свой праведный гнев, он тоже казался глубоко потрясенным этой сценой.
— Мы потеряли свою дочь, но, надеюсь, не навсегда. Но в наших сердцах осталось место и для вас, что бы ни случилось. Наш дом будет вашим домом. Подумайте об этом.
Флер опустила глаза. Полоцкий, еще раз оглядевшись вокруг, вздохнул.
— Ладно, — сказал он. — Я, наверное, пойду. Мне очень жаль, что все так получилось.
Никто либо не хотел, либо не мог в данную минуту говорить, даже попрощаться с ним, и в конце концов он был вынужден уйти в гробовой тишине. Они слышали, как он что-то сказал в коридоре, и звуки его шагов по крыльцу постепенно замерли.
— Я пытался остановить его, — наконец вымолвил Петр. — Я заехал к ним — кто-то же должен был это сделать! — а мадам мне сообщила, куда он поехал и зачем. Просто не повезло — стоило мне приехать на полчаса раньше, я бы застал его дома. Какое чудовищное невезение!
— Ты бы его не остановил, — заметила Роза. У нее был такой спокойный, уравновешенный голос, что Флер удивленно посмотрела на нее. — Он хотел кого-нибудь обидеть, чтобы отомстить за свою душевную боль. Но Сережа прав, он заблуждается во всех своих предположениях. К тому же, купец смотрит на вещи с купеческой точки зрения, другого ему не дано.
— Но как быть с Сергеем? — спросила Флер, еле сдерживая свой гнев, потому что Роза и Петр оказались такими равнодушными к его терзаниям. — Неужели никто не сходит за ним? Он, должно быть… — Она осеклась, не находя нужного слова.