Флёр
Шрифт:
Ну вот наконец и верхняя площадка. Сердце у нее в груди билось словно птичка в клетке, из-за тесной шнуровки корсета, и она очень обрадовалась минутному отдыху, чтобы перевести дух. Потом все снова двинулись вперед. Флер услыхала, как мажордом, коверкая, произнес ее имя вместе с именами Ричарда и Полоцких. Они подошли к встречавшим гостей хозяевам.
Хозяйка, миниатюрная — женщина в несколько странном для ее возраста девичьем платье, с поседевшими волосами, украшенными живыми цветами, встретила их с застывшим на изможденном красивом лице выражением обиженного ребенка. У нее было удивительное лицо, на которое можно было смотреть, смотреть не отрываясь, но у Флер для этого не было времени. Рядом с Марией Васильевной стоял сам хозяин — граф Карев-старший.
Флер подняла на него испуганные глаза, и в то же мгновение все, казалось, поблекло, рассеялось — шум, яркий свет, гости, — и она осталась наедине с ним, словно на вершине одинокой горы, а над ними было только небо. Они пристально смотрели друг другу в лицо, и вдруг ей показалось, что двух прошедших лет не было, что она рассталась с ним вчера.
Все ее страдания, ее борьба с самой собой, ее решимость забыть о нем, а также вошедшее в поговорку целительное воздействие времени теперь ничего не значили. В это мгновение звенящей в ушах тишины они были с ним вдвоем, только они одни, они стояли рядом, уверенные в себе, и Флер знала, что ничего в ней к нему не изменилось и вряд ли когда-нибудь изменится.
Вдруг ее будто кто-то резко дернул за руку, и она вновь очутилась в реальном мире. Снова ее окружила плотная стена гула, и где-то близко она разобрала доносившиеся до нее слова:
— Мисс Гамильтон, я очень рад принимать вас в своем доме. Позвольте мне представить вам мою сестру Марию Васильевну Чайковскую. Роза, дорогая, это мисс Флер Гамильтон, я тебе говорил о ней.
Он вложил всю свою сердечность в голос. Флер, почти ничего не видя перед собой, сделала реверанс, почувствовав, что ее рукой завладела Роза.
— Рада с вами познакомиться, мисс Гамильтон. Сережа так много рассказывал мне о вас. Надеюсь, нам представится возможность узнать друг друга лучше.
Мария Васильевна говорила по-английски. Голос у нее был звонкий, музыкальный, очень приятный. Улыбка, озарившая ее изможденное лицо, разгладила его, и она стала похожа на очень молодую женщину, даже девушку, стоявшую на пороге зрелости. Флер наконец с трудом набрала в легкие воздуха, но в груди у нее болело, как будто она задерживала выдох.
— Очень надеюсь на это, сударыня, — ответила Флер, — но взгляд ее против воли устремился к Кареву.
Граф не спускал с нее прекрасных глаз, в которых появилось выражение, запомнившееся Флер с того времени, когда они были вместе. Зачем он так ласково смотрит на нее? От его взгляда Флер поняла, как он дорог и близок ей, а здесь это было совсем некстати. Она чувствовала, как все фибры ее существа стремились настроиться на него, словно они были частью одного целого, которое никак нельзя было разъединить. Ее охватило волнение, которое она не могла унять. Несмотря на бурю эмоций, разум подсказывал ей, что все это напрасно, что граф не любит ее, и что велика опасность повторения прежних болезненных для нее ошибок.
Карев взял ее руку и мягко прикоснулся к ней губами, одарив при этом добрым, сердечным взглядом.
— Рад новой встрече с вами, мой дорогой друг, — сказал он. — У нас будет время поговорить попозже.
Напиравшие сзади гости, вполне естественно, оттеснили Флер от него, и она, не сопротивляясь потоку, оказалась в стороне, где рядом с ней вдруг появился граф Петр. Она бросила на него вопросительный, чуть ли не укоризненный взгляд, а он, протянув ей навстречу руки, сразу начал оправдываться:
— Я не знал, что он будет здесь, клянусь вам. Он только сегодня утром вернулся из Шварцентурма, вернулся совершенно неожиданно. Роза оставила ему там записку, в которой сообщила о моем бале, и когда он обнаружил ее, то тотчас же сел в карету и явился сюда. Это вполне в его духе — навязывать свое общество, когда его не хотят!
Он говорил о брате в пренебрежительном тоне, и Флер удивленно вскинула брови.
— Нет, ему ни за что не удастся испортить мне вечер, как бы он ни старался, обещаю вам! — воскликнул Петр. — Если Роза не имела ничего против моего бала, то какое ему до этого дело? Ах, ну да ладно. — Он пожал плечами, словно вспомнив, что сейчас не время и не место для семейных ссор. — Вы познакомились с моей сестрой Розой? Правда, она чудо?
— Да, кажется, она очень мила.
— Погодите, скоро вы ее узнаете лучше. Вот она смотрит на меня. Извините, мне нужно подойти и полюбезничать с братцем. Но когда начнется бал, вы обещаете мне первый танец, хорошо?
Флер постепенно приходила в себя.
— Да, конечно. Если вам угодно.
— Вы могли бы проявить больший энтузиазм, — произнес Петр, притворясь, что обиделся. — В конце концов — я самый лучший танцор во всем Петербурге.
Флер невольно вспомнила бал у герцогини Олдерни, когда она танцевала вальс с графом, и про себя умоляла, чтобы Петр поскорее ушел. Петр, бросив на нее странный взгляд, тут же повернулся, будто прочитал ее мысли.
К ней подошел Ричард под руку с Людмилой.
— Послушай, Фло, какой сюрприз увидеть снова графа Карева здесь!
— Он поздоровался с вами, как со старым другом, — заметила Милочка, задумчиво ее оглядывая. — Вы часто встречались с ним в Лондоне?
— Да, достаточно часто, — ответила Флер рассеянно.
— Вы не находите, что он очень красивый мужчина, — продолжала Милочка. — Но, по-моему, в нем есть нечто страшное, пугающее. Он такой высокий, а глаза какие-то особенные, как вы считаете?
Флер в ответ только покачала головой.
Ричард тем временем говорил о своем.
— Я слышал, что Петр предложил тебе открыть с ним бал, это правда?
— Граф попросил меня станцевать с ним первый танец, — поправила его Флер, — но честь открыть этот бал принадлежит госпоже Чайковской, разве не так?
— Ладно, как бы там ни было, ты уже ангажирована, — нетерпеливо сказал Ричард. — В таком случае, Милочка, не окажете ли мне честь станцевать со мной первый танец?
— С радостью, — ответила она.