Флёр
Шрифт:
— Но у них могут быть другие планы, возможно, они уже приняли чье-то приглашение. Скорее всего такое им и в голову не приходило, вдруг им это не понравится… — Ей трудно было себе представить, как Полоцкие проведут несколько недель в другом месте. Быть может, мадам не захочет уезжать из дома.
Карев ласково улыбнулся.
— Не беспокойтесь. Роза переубедит их, сумеет переубедить, если хотите знать. Вот почему я прежде спрашиваю ваше мнение. Я должен знать, приедете ли вы ко мне. Если вы согласны, то остальное Роза уладит. Она прекрасно умеет добиваться своего.
«Все вы, Каревы, одинаковы», — подумала она. Конечно, Флер очень хотелось поехать в Шварцентурм, побыть рядом с ним, но как он мог для этой цели использовать сестру? Просто отвратительно! Не будет ли противно Розе оттого, что Флер примет приглашение, которое ее заставят силой ей привезти?
— Она в самом деле очень хочет познакомиться с вами поближе, — уговаривал он, легко читая все ее мысли на лице, как делал в свою бытность в Англии. — И мне будет приятно, что у нее появится достойная компания. Она так одинока.
Флер колебалась.
— Итак, приглашения получат все?
— Да, конечно. В таком случае вы приедете?
Она, конечно, поступала неразумно. Для чего опять рисковать, для чего?
Здравый смысл, инстинкт самосохранения подсказывали ей, требовали отказаться.
— Да, если все можно будет так устроить.
— Да, — только и произнес он в ответ. Его улыбка сказала об остальном.
По дороге домой все в карете молчали, каждый думал о своем. Флер была довольна, что ее не принуждали к беседе. Она устала, чувствовала себя разбитой, измученной и несчастной. Она боялась того, что могло с ней в будущем произойти. Возможность снова видеться с ним, если они поедут в Шварцентурм, радовала ее. Но как все это осуществить? Что бы он ни говорил, она не верила в способность Розы переубедить Полоцких.
«Какая же ты глупая, — ругала она себя. — Кто-то предлагает тебе яду в чашке, а ты пьешь его, словно вино. Кто-то протягивает тебе острую шпагу, а ты бросаешься на нее, словно на мягкую кровать».
Катя ожидала Флер и, увидев, как она устала, молча принялась за ее крючочки и кружева. В ночной рубашке она сидела перед туалетным столиком, наклонив голову вперед, а Катя вынимала из волос шпильки. Ноги у нее горели огнем, она прижала их к прохладному деревянному полу, чтобы немного остудить. Спать, поскорее спать, — думала она. Кровать сейчас манила ее к себе гораздо больше, чем приятные разговоры всех красивых смуглых любовников на свете.
Катя вышла, и Флер хотела было уже задуть лампу, как дверь отворилась, и раздалось знакомое шлепанце босых ног по полу.
«Нет, нет, только не сейчас, — подумала она. — Не сегодня, Милочка!»
Вероятно, девушку привело сюда что-то весьма серьезное — Милочка даже не поцарапала ногтями ширму и не приставала к ней со своими обычными расспросами. Когда она подошла к Флер, на лице ее играла восторженная улыбка.
— Ах, как хорошо, что вы еще не спите, Флерушка, — воскликнула она. — Какой же чудесный был этот бал! Самый, самый лучший в мире!
Флер собрала все оставшиеся в ней силы.
— Да, там было очень мило.
— Вы устали? Ну ладно, не стану мешать вам спать. Мне кажется, что теперь я вообще не засну! Я могла бы танцевать теперь все время до Нового года! — Флер в отчаянии смотрела на нее, но Милочка, не мешкая, сразу подошла к сути дела. — Помните, вчера вы говорили, что мне нужно дождаться человека, которого я полюблю. Я не надеялась, что такое произойдет, но это все же случилось. Я влюбилась в самого удивительного, самого замечательного мужчину в мире! Ах, Флер, как я счастлива!
— Да, вижу, — улыбнулась она. — И как зовут ваш образец всех добродетелей?
Милочка широко раскрыла глаза.
— Неужели вы не догадываетесь? Ведь он так отличается от всех других мужчин, он похож на бога, разгуливающего среди простых смертных! Он — самый красивый, самый волнующий, самый романтичный…
— Очевидно, он не догадывается о своей славе, — сказала Флер, подавляя зевоту. — Но это тоже можно отнести к его добродетелям, не так ли?
Милочка добродушно рассмеялась.
— Да, и я вам его никогда не отдам! Это граф Карев, глупая вы женщина! Граф Сергей Николаевич Карев, и я буду любить его до самой смерти!
«Если прислушаться, — подумала Флер, — то можно услышать, как смеется надо всем этим Бог».
Лето, проведенное в Шварцентурме, пронеслось для Флер словно неясный сон, оно стало идиллической прелюдией к тому, что наступило после ее повседневной жизни. Прежде всего, она приехала на дачу одна, без четы Полоцких, — так как глава семьи не мог оставить дела, а мадам не соглашалась ехать без него. Из-за этого приглашения Флер и мадам чувствовали некоторую неловкость. Флер понимала, что не очень хорошо с ее стороны покидать своих гостеприимных хозяев, а мадам не хотелось отпускать Милочку одну без компаньонки.
Но сам Полоцкий был очень рад, что Флер наконец увидит большое деревенское поместье, и он весело утверждал, что графиня Чайковская вполне способна заменить любого чичероне для его дочери.
— В конце концов, Софи, душка, они едут на дачу, а не в Москву или Киев. Что там плохого, в деревне, скажи на милость? Через несколько недель и мы к ним присоединимся.
Флер только удивлялась его самодовольству, что невольно наводило ее на мысль о его желании воспользоваться предоставившейся ему возможностью, чтобы укрепить свое положение в высшем свете.
Флер нравился Полоцкий, и она бы предпочла, если бы он был лишен таких амбиций, но ведь они находились в России, а не в Англии, здесь же для достижения своих целей нужно либо прибегнуть к взятке, либо воспользоваться собственным влиянием. Полоцкий был достаточно разумный человек, чтобы не упустить подвернувшегося шанса, тем более, что Карев был особой, приближенной к императору.
Все опасения мадам сразу же рассеялись, когда выяснилось, что Петра Карева на даче не будет — дела задерживали его на несколько недель в Петербурге. Не беспокоились родители и по поводу старшего Карева: законы гостеприимства не позволяли ему воспользоваться привязанностью гостьи, живущей под его крышей, даже если он и проявлял определенный интерес к такому ребенку, как Милочка.