Флердоранж – аромат траура

Степанова Татьяна Юрьевна

– Что вы хотите этим сказать? – хмуро спросил Колосов. А сам подумал: слухи, мать их за ногу. Вот деревня – и про деньги тоже всё уже все знают! – Может, хотели именно ограбить, да кто-то спугнул.

– Жулика не очень-то спугнешь. Он первым делом за ваш кошелек схватится, с ним и убежит. Нет, тут, видно, что-то другое. Даже сердце защемило, – Захаров приложил ладонь к груди. – Эх, годы наши стариковские и те дожить по-христиански не дают.

– Кому же все-таки помешал отец Дмитрий? Может, раньше от кого-то были угрозы в его адрес, предупреждения?

– Снова спрашиваете, были ли у него враги? Нет, врагов не было, и угроз он ни от кого не получал. И предупреждений, – ответил Захаров. Кате показалось, что

он при этом снова вроде то ли смутился, то ли замялся, но потом отрицательно покачал головой: – Нет, ничего такого не было. И вообще у нас тут очень тихое место.

– Слышала? – мрачно спросил Колосов, когда они отпустили Захарова восвояси. Он горячо обещал «любую помощь и содействие со своей стороны». – Терпеть это ненавижу. Вот это самое. «Тихое место, покой, благодать», – передразнил он. – А старичку церковному сзади железной трубой хрясть по голове – мозги веером.

– Священника ударили железной трубой? – переспросила Катя. – Эксперт не утверждал этого категорически.

– А я утверждаю. Мне ли таких повреждений не знать? – Колосов стал совсем мрачным. – Едем на место, осмотрим там все еще раз при свете. Есть там какие-нибудь железки? Спорить готов – нет.

Сели в машину, развернулись на шоссе и поехали к автобусной остановке. Примерно через полтора километра свернули на проселок, по которому вчера вечером возвращался отец Дмитрий. По обеим сторонам замелькали деревья, кусты. Это был уже не хвойный бор, окружавший церковь и кладбище, а лиственный лес. Кате показалось даже, что в этом лесу сохранились остатки то ли аллей, то ли дорожек. То тут, то там среди кустов и опавшей листвы были видны груды битого кирпича.

– Не пойму, что это – забор, что ли, здесь был когда-то у дороги, стена кирпичная? – спросила она.

– Наверняка был забор. Это ж территория бывшей психбольницы. Все давно развалилось, и чинить некому. – Колосов покосился направо. – Был общеобластной дурдом, а теперь, значит, будет чье-то поместье, да? Я что-то не усек.

– Захаров сказал: вроде какой-то музей, – поправила Катя. – Но, кажется, бывший учитель оперирует давно отжившими понятиями. Интересно, эта история с убийством в больнице действительно имела место?

Колосов промолчал, давая понять, что истории двадцатилетней давности могут подождать и еще четверть века. Приехали на место убийства. Днем картина была совсем нестрашная. Сельская дорога, справа и слева поля турнепса, вдоль дороги редкие заросли кустарника, далеко впереди на склоне холма – дома, дачи. Из-за верхушек елей видна церковная колокольня.

– Надо служащих банка опросить, потом водителей автобусов, на которых он ехал, пассажиров. – Колосов безрадостно осматривал пожухлую, тронутую первыми заморозками траву в кювете, тщательно обшарил кустарник. – То, что этот поп в банке побывал, – сомнений нет, деньги домой вез. Но, может быть, видели там, в банке, с ним кого-то? Может, вместе с ним кто-то с автобуса сошел? Будем проверять, искать. Видишь – нигде ни одной железяки не валяется. И свалки поблизости нет. Тот, кто ударил его, не воспользовался тем, что просто под руку попалось, а имел это при себе, с собой нес.

– Обрезок трубы? – спросила Катя. – Ты вроде хотел вчера кусты осмотреть, где убийца мог прятаться.

Колосов углубился в жидкие кусты, как медведь в бурелом.

– Кто-то мог его ждать здесь. Место пустынное, безлюдное, – донеслось до Кати, – а мог и не ждать, на одном автобусе с ним мог ехать и следом идти… Убить убил, а портфель не взял. Нет ничего, никаких следов присутствия… Глина как кисель. Я говорю – терпеть этого ненавижу. И потом, был бы потерпевший как потерпевший, а то поп. Я пока с его сестрой, этой попадьей, там дома разговаривал, прямо в осадок весь выпал. Катя, слышишь? Нет, все-таки чудные люди эти попы. Точно с луны. Я эту попадью спрашиваю: чем конкретно потерпевший занимался? А она мне: пастырской деятельностью. Как хочешь, так и расшифровывай. Про какие-то Иринеевские чтения толковать мне начала, про какую-то теологическую полемику с каким-то клириком Волгоградской епархии Евтихием. Спрашиваю: с кем погибший общался, с кем знаком был? Так представляешь, Катя, ни одной фамилии нормальной не назвала, а все: архиепископ Фтирский был его другом, архимандрит Африкан какой-то, отец Патрикей, отец Филарет. Надо устанавливать, кто такие. Поседеешь прямо с этими отцами! Я ей про сатанистов вопросик подкинул как бы между прочим – может, с их стороны наезды на отца настоятеля вашего были? Так она аж побелела вся, руками замахала. Не смейте упоминать, кричит, молодой человек, в моем доме этих богом проклятых отщепенцев! Не упоминайте… А мне теперь весь наш банк данных по этой нечисти перелопатить предстоит.

 

– Ты думаешь – это ритуальное убийство? – спросила Катя.

– Сорок три тысячи на дороге бросили, – ответил Колосов. – Это как, по-твоему?

– Но ты сам только что Захарову говорил, что убийцу могли спугнуть, поэтому он и не взял портфель.

– А старик мне поверил? – Никита горько усмехнулся. – Черта с два. Не хватало еще, чтобы слухи по деревням поползли.

– Но на ритуальное убийство это тоже не похоже. Там всегда признаки определенные. А тут их нет.

Колосов махнул рукой, отвернулся и продолжил свой личный осмотр прилегающей к месту убийства территории. Катя вернулась в машину: Никите сейчас лучше не мешать. Прошло полтора часа. Колосов не торопился. Катя знала: обычно на месте серьезных происшествий он не доверяет осмотр никому – даже собственным коллегам из отдела убийств, не говоря уж о прокурорских и представителях МВД, приезжающих «осуществлять общее руководство». Только себе, своим собственным глазам. Пришел, как говорится, увидел и… ничего не нашел.

– Ну? – спросила она нетерпеливо, когда Колосов, усталый и запарившийся от усердия, бухнулся за руль «девятки» и закурил. – Что, полна коробочка улик?

– Будешь надо мной издеваться, пойдешь в Москву пешком.

– Ой, как страшно, какие мы грозные, сердитые. – Катя поудобнее устроилась на заднем сиденье, следя за ним в зеркало. – Так, результатов ноль. Дедукция и на этот раз подвела. Нужна свежая идея. А кто у нас самый главный по свежим оригинальным идеям, а? Уж, конечно, не вы.

– Уж, конечно, не я, куда уж нам, дефективным, – Колосов в сердцах включил зажигание. – А у вас есть свежая идея?

– Не-а, – Катя улыбнулась ему в зеркальце, развела руками. – Раз нет идей, идем самым банальным путем – продолжаем выявлять свидетелей и очевидцев. Едем к Волкову, про которого говорил Захаров. Может, с ним нам повезет больше.

Глава 6
СВИДЕТЕЛЬ

Пахло мокрой листвой и грибами. Гроздья рябины свисали через забор, соблазняя сорвать себя, попробовать на вкус горьковатую мякоть. За забором росли сос-ны, среди них пряталась от любопытных взоров зеленая двухэтажная дача с окном-иллюминатором на втором этаже. «Светлый призрак, кроткий и любимый, что ты дразнишь, вдаль меня маня?» – пел где-то там, на втором этаже за кремовыми шторами, бесконечно старомодный, пленительный тенор Печковский. Так бывает только на старых дачах в Подмосковье осенью…

– Эй, есть кто живой? Откройте, будьте добры. Милиция! – Колосов хриплым разбойничьим возгласом попытался разрушить эту идиллию.

Катя, стоявшая вместе с ним перед наглухо запертой калиткой, увидела на сосне за забором высоко прибитый скворечник. На его крыше сидела белка, с любопытством посверкивала на них бусинками глаз. «Те лучи согреть меня не могут – все ушло, чем жизнь была тепла», – пел в доме за кремовыми шторами всеми забытый тенор на старой пластинке.

– Откройте! – Колосов громыхнул кулаком в калитку.