Флэш по-королевски
Шрифт:
Но немец поднялся и, переведя дыхание и подтерев текущую из носа кровь, выразил готовность продолжить. Галли отказался, но Бисмарк стал насмехаться над ним; в результате они сцепились снова, и Галли сбил его с ног.
Тот снова встал, и опять Галли заколебался, отказываясь продолжать, но стоило ему отвлечься, как Бисмарк бросился на него, схлопотал мощный удар в лицо и упал как подкошенный. Галли тут же принялся клясть себя безмозглым дураком и просить, чтобы Споттсвуд снял с него перчатки. Том помог Бисмарку подняться, демонстрируя всем его феноменально расквашенную физиономию. Поднялся гвалт; пьяные парни орали: «Позор!», «Остановите бой!» и «Врежь ему еще!». Персевал чуть не плакал от досады, а Галли забился в
— Молодец, пруссак! Настоящий бойцовый петушок! Ура!
Это послужило сигналом к продолжению попойки. Дошло до того, что двое из компании, распаленные бойцовским задором, нацепили перчатки и стали шутки ради боксировать, но будучи во хмелю, сцепились всерьез и покатились по полу. Персевал не отходил от Бисмарка, бормоча извинения; последний только отмахивался и потягивал разбитым ртом бренди. Галли просто отошел к буфету и опрокидывал стакан за стаканом, пока не опьянел окончательно. Никогда раньше его не видели таким потрясенным и убитым, или пьяным до такой степени. Я знал, что с ним — ему было стыдно. Как это ужасно — иметь идеалы и совесть, не говоря уж о профессиональной гордости. Позже он мне признался, что предпочел бы, чтобы его побили тогда — тогдашнее избиение Бисмарка есть «самое постыдное из всех моих дел за всю жизнь», сказал Джек.
А вот я бы гордился, окажись на его месте: у этого немецкого выскочки ни одного целого зуба не осталось бы. Пользуясь случаем, когда разгул достиг пика и шум стоял просто оглушительный, я как бы невзначай оказался рядом с креслом Бисмарка, с осторожностью потягивавшего бренди. Немец заметил меня, нахмурился, и говорит:
— Никак не могу понять вас, капитан. Вы меня интригуете. Но не сомневаюсь, что у меня еще будет случай заняться этим. Что ж, надеюсь, вас не разочаровало сегодняшнее представление?
— Могло быть и лучше, — говорю я, усмехаясь.
— Но даже так, ваш план сработал. Примите мои поздравления, — он потрогал разбитые губы и багровый нос. — Придет день, и я напомню вам про ваше обещание и покажу, что такое дуэль на шлагерах. Посмотрим, много ли удовольствия получите вы от нашего национального спорта.
— Полагаю, больше, чем вы от нашего, — рассмеялся я.
— Надеюсь, что так, — говорит он. — Только я не очень уверен.
— Отправляйтесь вы к черту! — говорю ему я.
Он отвернулся, и процедил сквозь зубы:
— Только после вас.
III
Одна из трудностей, с которой сталкиваешься, когда пишешь мемуары, состоит в том, что события в них не развиваются плавно, как в романе или пьесе. Я уже описал свою встречу с Розанной Джеймс и Отто, но до того момента, как в конце года мне попалось на глаза объявление в «Таймс» о ее разводе с капитаном Джеймсом, я, на протяжении нескольких месяцев, не слышал о ней ни слова. Что же до Бисмарка, то до очередной радости лицезреть его физиономию прошли годы, впрочем, можно сказать, и пролетели.
Здесь придется пропустить несколько месяцев до моей новой встречи с Розанной, которая состоялась благодаря присущей мне долгой памяти и неодолимому желанию
Случилось это следующим летом. Я все еще был в Лондоне, по официальной версии дожидаясь, пока дядя Биндли из Конной гвардии подыщет мне какое-нибудь местечко, а на деле слоняясь по городу и ведя развеселую жизнь. Она не была такой веселой, как прежде, поскольку хотя я все еще считался чем-то вроде идола в военных кругах, блеск моей персоны начал потихоньку меркнуть. Вчерашние герои быстро выходят из моды, и хотя мы с Элспет не испытывали недостатка в приглашениях в течение этого сезона, мне начало казаться, что принимают нас уже не так радушно, как раньше. Я уже не владел безраздельно вниманием присутствующих, кое-кто начинал морщиться, если мне доводилось упоминать про Афганистан, а на одной ассамблее до меня донеслись слова какого-то малого: ему-де уже настолько знаком каждый проклятый камень в форте Пайпера, что он мог бы водить экскурсии по этим развалинам.
Это я просто к слову, но в том одна из причин, почему жизнь в последующие месяцы казалась мне все более однообразной, и почему я с такой готовностью ввязался в представившуюся при первой возможности авантюру.
Уже точно и не помню, что именно привело меня тем майским вечером в один из театров на Хаймаркете: то ли это была актриса, то ли акробатка, за которой я тогда ухлестывал. Да, наверное, она. Как бы то ни было, я болтался во время репетиции среди гентов и мунеров и заметил женщину, упражняющуюся в танцах на другом конце сцены. [XV*] Мое внимание привлекла ее фигура, поскольку на ней был обтягивающий костюм, который носят балерины; пока я восхищался ее ножками, она повернулась в профиль, и, к своему изумлению, я узнал Розанну.
У нее была новая прическа, с пробором посередине и перехваченным косынкой пучком на затылке, но лицо и фигуру я не мог не узнать.
— Классная штучка, а? — говорит один из мунеров. — Говорят, что Ламли — это ее менеджер — заплатил за нее целое состояние. Ей-богу, на его месте я, наверное, сделал бы то же самое.
Ого, думаю про себя, любопытно. И как бы невзначай спрашиваю у мунера, кто она такая.
— Как, вы не знаете? — восклицает он. — Это же новая танцовщица. Похоже, эта опера приносит не слишком много звона, так что Ламли выписал ее специально для танцевальных интермедий между актами. Считает, что она станет настоящим гвоздем программы, и, глядя на эти ножки, я готов с ним согласиться. Посмотрите-ка.
И он вручил мне отпечатанную афишу. В ней значилось:
ТЕАТР ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА
Особое представление
Мр. Бенджамин Ламли имеет честь сообщить,
что между актами оперы
донья Лола Монтес из Театро Реаль в Севилье
будет иметь честь дать первое свое представление
в Англии,
выступив с оригинальным испанским танцем
«Эль Олеано».
— Ну, разве она не прелесть? — заявляет мунер. — Боже, гляньте какие прыжки!
— Так это донья Лола Монтес, значит? — говорю я. — И когда же она выступает?
— Премьера на следующей неделе. Не удивлюсь, если будет целое столпотворение. Ах, прекрасная Лола!
Так-так, я никогда не слышал о Лоле Монтес, но чувствовал, что в этом деле стоит разобраться. Поболтав с одним-другим, я пришел к выводу, что благодаря настойчивому старанию Ламли, о его новом оригинальном приобретении уже судачит добрая половина города. Критики авансом расточали свои похвалы «прекрасной Андалузске», предрекая ей грандиозный успех, и никому не приходило в голову, что она вовсе не прирожденная испанка. Но я-то знал, поскольку был достаточно близок с Розанной Джеймс, чтобы не сомневаться.