Флэш по-королевски
Шрифт:
Не возьмусь утверждать, что меня хоть на грош заботила эта его работа или создание единого германского государства и что я находил хоть какую-нибудь связь этих вещей со мной. Потому мне оставалось только слушать. Бисмарк снова наклонился ко мне, пристально глядя на меня и пристукивая кулаком по столу.
— И такой кризис близится. Вот факты: правит Штракенцем герцогиня Ирма, недавно достигшая брачного возраста. Она необычайно популярна среди своих подданных — в глазах темных крестьян молодость и приятная наружность служат достаточными качествами для правителя. Существует договоренность, что она выйдет замуж за представителя датской королевской семьи — речь идет о племяннике самого короля Христиана, принце Карле-Густаве. Вот вам иллюстрация к тому, какое значение придает Дания такой крошечной провинции, как Штракенц. Дело в том, что этот брак будет на ура воспринят сторонниками Дании в Штракенце. А это жутко беспокойная группа — возможно, потому, что они находятся так далеко от самой Дании. И если они будут довольны, в Штракенце сохранится мир. Немецкое население герцогства умеет ждать, — закончил он весомо.
Признаюсь, я едва не зевнул, но он не обратил внимания.
— С точки зрения политической, этот союз не просто желателен, но жизненно необходим. Даже оставляя в стороне его воздействие на поддержание спокойствия, не могу не отметить, что я возлагаю определенные надежды на Карла-Густава, с которым знаком лично. У него есть прекрасные шансы сделаться популярным консортом и хорошим правителем Штракенца.
Он замолчал, не сводя с меня немигающего взора, и я нетерпеливо заерзал.
— В таком случае пожелаем молодым совет да любовь, — говорю я, — и да хранит их Господь. Нельзя ли перейти к тому пункту, которым предусматривается мое участие — если оно вообще необходимо, поскольку, выслушав вас, я уже стал сомневаться.
— Да уж без вас не обойдется, — с угрюмым кивком отвечает Бисмарк. — Я ведь сказал, что в Штракенце кризис. Вот почему свадьба, которая должна была состояться через шесть недель, может не иметь места.
— Как же так? Почему?
— Принц Карл-Густав, во многих отношениях прекрасный молодой человек, все же не лишен присущих людскому роду недостатков. — Бисмарк замялся. — У него обнаружилось постыдное заболевание, делающее бракосочетание невозможным, по крайней мере пока он не излечится.
— Чем он заболел?
— Венерическим заболеванием.
— Хотите сказать, подцепил триппер? — я позволил себе хохотнуть. — Да уж, крайне неразумно с его стороны. И для графини как-там-ее-зовут тоже. Но ведь парни есть парни, не правда ли? Впрочем, ситуация действительно выглядит не очень, тут я согласен. И что же вы намерены предпринять?
Бисмарк медлил с ответом. В комнате повисла мертвая тишина, и было в ней нечто такое, от чего мне сделалось не по себе.
— Ну так что? — повторил я спустя некоторое время.
Бисмарк резко встал, подошел к столику у стены и взял с него какой-то небольшой предмет. Возвращаясь на свое место, он взвешивал его в руке.
— Если свадьба не состоится, Штракенц взорвется. Агитаторы-либералы подстегнут антинемецкие настроения датской фракции слухами про заговор. Но как бы то ни было, принц Карл не в состоянии жениться в течение нескольких месяцев, пока его… состояние не улучшится благодаря лечению.
Он, похоже, ждал ответной реплики, поэтому я предположил, что свадьбу придется отложить.
— Под каким предлогом? Если станет известна истинная причина, свадьба вообще не состоится, это очевидно. И штракенцкий котел взорвется. На данный момент о болезни Карла-Густава известно только его личному доктору и двум высокопоставленным датским министрам. Все остальные в Дании, так же как в Германии и самом Штракенце, ни о чем не подозревают и ждут, что свадьба состоится в срок.
— Вы говорите, что только трое в курсе, что принц подхватил болячку Купидона? Откуда же тогда вы…
— У меня есть свои источники. Все известно только тем троим, принцу и нам с вами. Остальные понятия не имеют. — Он подкинул предмет на ладони. — Свадьба должна состояться.
— Ну так пусть женится на ней, и есть у него триппер или нет — какая разница? Что тут еще…
— Даже не обсуждается, — заявляет де Готе, заговоривший в первый раз за все время. — Уж не говоря про гуманистические соображения, секрет вскоре раскроется, что повлечет за собой скандал, имеющий эффект не менее сокрушительный, чем перенос свадьбы.
— Что ж, звучит резонно, — соглашаюсь я. — Если принц не сможет жениться на ней через шесть недель, свадьба не состоится, не так ли? Вам нужно найти какой-то выход.
— Уже нашли, — говорит Бисмарк. — И свадьба состоится.
— Какая чушь, — отвечаю я. — Впрочем, мне-то что за дело? Какое я имею отношение ко всему этому?
Бисмарк запустил по столу предмет, который держал в руке. Он заскользил по дереву и остановился передо мной. Это был овальный позолоченный медальон дюйма четыре в длину.
— Откройте, — говорит Бисмарк.
Я нажал на застежку и крышка откинулась. Внутри обнаружилась красочная миниатюра, на которой был изображен одетый в мундир мужчина — молодой, но совершенно лысый, что придавало ему несколько неестественный вид. Впрочем, назвать некрасивым его было нельзя, а еще мне показалось, что мы с ним знакомы… И тут медальон выпал у меня из пальцев, а стены комнаты завертелись перед глазами. Я узнал его: если отбросить лысину, лицо на миниатюре было моим собственным. Оно было слишком знакомо мне по отражению в зеркале — сходство было точным до оторопи.
— Карл-Густав, принц датский, — объявил Бисмарк, и голос его донесся до меня словно сквозь пелену тумана.
Не так часто мне приходилось лишаться дара речи, но в тот момент я словно онемел. Безумие идеи — а она словно в результате озарения стала ясна для меня как день — не выдерживало никакой критики. Я просто сидел и отупело переводил взор с миниатюры на присутствующих и обратно. Тут Руди весело расхохотался.
— Великолепно! — вскричал он. — Я не хотел бы пропустить такой момент даже в обмен на герцогство! Вот бы ты видел сейчас свое лицо — свое собственное лицо, хочу я сказать.