Флэшмен на острие удара
Шрифт:
Домой я вернулся очень довольный проведенным вечером; чего мне еще хотелось, так это увидеть лицо доктора Винтера, когда тот встретит своего заблудшего ученика.
И можете себе представить: этот вечер изменил всю мою жизнь и сохранил Индию для британской короны. Не верите? А это так. Сами убедитесь.
Впрочем, ростки посеянного взошли не раньше, чем через несколько дней, а со мной тем временем случилось еще одно происшествие, вполне достойное упоминания здесь. Я встретил старого знакомого, которому предстояло сыграть значительную роль в моей судьбе в ближайшие несколько месяцев — и событие это оказало серьезное влияние не только на нас с ним, но и на саму историю.
Тот день я провел, слоняясь по Конной гвардии, стараясь не попадаться Пэджету на глаза. У меня состоялся, насколько помнится, разговор с полковником Кольтом, американским специалистом, прибывшим с целью выступить перед комитетом по стрелковому оружию. [VI*] Мне бы, конечно, стоило запомнить наш разговор, но увы: скорее всего беседа была слишком скучной и насыщенной техническими подробностями. Потом я отправился в центр, в Райд, на встречу с Элспет, решив испить чаю с одной из ее фешенебельных знакомых.
Элспет ехала, сидя в боковом седле, в своем лучшем темно-бардовом платье и шляпке с перьями, и выглядела в десять раз привлекательнее любой дамы в округе. Но подскакав к ней, я едва не выпал из собственного седла от изумления, увидев мужчину, сопровождавшего ее. Это был не кто иной, как лорд Ну-ну собственной персоной, то бишь граф Кардиган.
Подозреваю, с той поры, как четырнадцать лет назад он отправил меня в Индию, я едва ли перемолвился с ним хоть словом, и даже видел только на расстоянии. С того самого момента я ненавидел этого скота, и годы не притупили чувства: именно он вышиб меня из Одиннадцатого за (ирония судьбы) женитьбу на Элспет и обрек на ужасы афганской кампании. [9]И вот он тут как тут, увивается вокруг моей жены, хотя некогда презирал ее за неблагородное происхождение. И увивается, кстати говоря, не на шутку: наклонившись в седле, он тянет свою испитую рожу к ее нежному личику, а эта потаскушка смеется и вся прямо светится, польщенная его вниманием.
Заметив меня, Элспет помахала, а его светлость одарил меня столь памятным высокомерным взглядом поверх кончика своего чертовою носа. Ему было уже за пятьдесят, и это сказывалось: на баках пробивалась седина, выпученные глаза сделались водянистыми, а влитый в кровь легион бутылок ярко запечатлелся в чрезмерной красноте носа. Тем не менее на коне он сидел по-прежнему прямо, как жердь, а голос его, если и сделался слегка сиплым, не утратил ни на йоту своей былой плунжерской вальяжности.
— Ну-ну, — говорит лорд. — А, да это же Фвэшмен. И где же вы быви, сэр? Прятавись, повагаю, в обществе этой превестной веди. Ну-ну. Как поживаете, Фвэшмен? Знаете ви, дорогая, — (это он Элспет, чтоб ему лопнуть), — осмевюсь довожить, что сей прекрасный парень, ваш супруг, изрядно добавив в весе с нашей посведней встречи. Ну-ну. Всегда быв тяжевоват двя вегкого драгуна, а сейчас — жуть! Вы свишком хорошо его кормите, дорогая! Ну-ну!
Бессовестная ложь, разумеется. Не сомневаюсь, это было сказано в расчете выгодно подчеркнуть свою собственную фигуру, которую можно было назвать тощей. Мне так и хотелось пнуть его в светлейший зад и поучить уму-разуму.
— Здравствуйте, милорд, — говорю я с самой заискивающей улыбкой. — Могу ли выразить восхищение вашим видом? Надеюсь, вы пребываете в добром здравии?
— Спасибо, — говорит он и поворачивается к Элспет. — Как я говорив, у нас в Дине самая вучшая охота. Это свавный спорт, знаете ви, и особенно рекоменован двя юных веди вроде вас. Вы довжны у нас побывать — и вы, Фвэшмен, тоже. Вы вевиковепно держитесь в седве, насковько припоминаю. Ну-ну.
— Польщен, что вы не забываете меня, милорд, — отвечаю я, думая тем временем, что будет, если заехать ему промеж глаз. — Но я…
— А-а, — протягивает Кардиган, томно поворачиваясь к Элспет. — Не сомневаюсь, у вашего мужа так много дев — в Департаменте, иви где-то там? Ну-ну. Но вы можете приехать с кем-нибудь из друзей, дорогая, и остаться подовьше, а? Самые красивые цветы распускаются на природе, не так ви? Ну-ну. — И старый мерзавец нахально наклоняется и хватает ее ручку.
А эта дурочка, буквально растаяв, дарит ему головокружительную улыбку и щебечет, что он слишком, слишком добр. Это он-то? Старый сатир, который ей в отцы годится, и каждая морщинка на лице которого вопиет о грехе! Конечно, там, где действуют такие, всеми силами карабкающиеся наверх маленькие снобы, как моя Элспет, уродливых британских пэров попросту не существует, но даже она не могла не заметить явный перебор в расточаемых им авансах. Ну, да женщинам это всегда нравится.
— Как здорово наблюдать встречу двух старых друзей после долгой разлуки, не правда ли, лорд Кардиган? Однако, Гарри, осмелюсь заявить, что мне не приходилось прежде видеть тебя в обществе его светлости! О, как же ужасно давно, должно быть, это было! — Как видите, она несла чушь, как и положено идиотке. Меня бы даже не удивило, услышь я нечто про «товарищей по оружию». — Вы просто обязаны посетить нас теперь, когда встретились с Гарри снова. Это будет так замечательно, ведь правда, Гарри?
— Дэ-э, — говорит лорд, во взгляде которого читалось, что он ни за что не согласится переступить порог моей жалкой берлоги. — Можно и посетить. Пока же, дорогая, мне необходимо вицезреть, как вы держитесь в седве. Ну-ну. Какое насваждение смотреть на стовь грациозную даму. Вам решитевьно сведует посетить Дин. Ну-ну. — Кардиган приподнял шляпу и изящно склонил голову — даже польский гусар не сумел бы лучше, чтоб ему треснуть. — До свидания, миссис Фвэшмен.
Попрощавшись со мной небрежным кивком, лорд невозмутимо порысил по Райду.
— Ну разве он не обходителен, Гарри? Такие элегантные манеры… Впрочем, это естественно для столь знатных особ. Не сомневаюсь, дорогой, стоит тебе поговорить с ним, и лорд с удовольствием поможет тебе найти подходящее местечко: он ведь так добр, вопреки своему высокому положению. Да-да, он обещал мне исполнить все, что попрошу — так в чем же дело, Гарри? Почему ты ругаешься? Тише, милый, люди услышат!
Но ясное дело, ни ругань, ни уговоры на Элспет не действовали: когда дома я рискнул возвысить голос по поводу Кардигана, говоря, как глупо с ее стороны было соглашаться, она восприняла это за ревность с моей стороны — причем не супружескую, заметьте, а порожденную ее успешным внедрением в высшее общество и любезным обхождением пэров, тогда как я, дескать, будучи вынужденным корпеть в своей конторе в Крэтчите, оказался не в силах вынести ее возвышения надо мной. Она даже напомнила, что является дочерью барона, после чего я скрипнул зубами и запулил башмаком в окно спальни. Элспет разревелась и бросилась вон из комнаты, найдя убежище в кладовке для метл, которую отказалась покидать, пока я молотил по стене. По ее словам, она испугалась моей грубости и опасалась за свою жизнь, так что мне пришлось изловчиться взломать дверь и завалить ее прямо в кладовке. Только такой ценой мир был восстановлен. Как вы догадываетесь, этого ей и хотелось с самого начала ссоры. Да, наша семейная жизнь была необычной и утомительной, зато нескучной, как мне сдается теперь с высоты прожитых лет. Помню, как после всего я нес ее на руках в спальню, а она обхватила меня за шею, прижалась к щеке. При виде разбитого окна мы, смеясь и целуясь, стали кататься по полу. Ах, это супружеское счастье! И я, как дурак, забыл наказать ей больше никогда не разговаривать с Кардиганом.
Но в ближайшие дни у меня появились заботы, заставившие забыть про неразумные выходки Элспет. Моя проделка с тем юнцом в бильярдной вышла-таки боком, да еще с самой неожиданной стороны: меня вызвали аж к самому лорду Раглану. [10]
Вам, разумеется, известно о нем все. Это тот самый осел, который заправлял тем хаосом, который мы переживали в Крыму, и покрыл себя бессмертной славой как человек, уничтоживший Легкую бригаду. Ему бы быть священником, преподавателем в Оксфорде или официантом — ибо где еще найти такого доброго, обходительного старого хрыча, так ценящего узы товарищества. Это-то и губило его: ни за что в жизни не мог он высказать кому-либо правду в лицо или распечь. И вот этому человеку предстояло стать наследником Веллингтона. Сидя в его кабинете, глядя на добродушное старческое лицо, длинный нос и взъерошенные седые волосы, и на заткнутый за отворот мундира пустой правый рукав, видя его воодушевление и тщедушность, я внутренне содрогнулся. «Благодарение Господу, — думаю, — что мне не придется воевать под начальством этого парня».