Флэшмен на острие удара
Шрифт:
Так что следующий месяц прошел в суете и неразберихе, все готовились к великому вторжению. Мы с Вилли устроились в домике за городом и со всеми нашими припасами и снаряжением чувствовали себя весьма недурно, но, состоя при штабе, лишены были возможности толком увиливать от службы, хотя Раглан старался не обременять принца, то и дело напоминая ему о необходимости практиковаться в верховой езде и стрельбе, но в меру. Что до остального, то до последнего стоял вопрос: сумеет ли армия, дезорганизованная и охваченная эпидемией, вообще погрузиться на транспортные корабли. Но вам уже известно, что в конце концов это произошло. Я бы мог в подробностях описать это все как-нибудь в другой раз, рассказав про жуткую кутерьму с посадкой на суда, вынужденные день за днем болтаться на якоре и полные блюющих солдат, про рыдающих женщин, которых приказали оставить в Болгарии (правда, моя маленькая подружка Фан Дюберли сумела проскользнуть на борт, переодевшись прачкой [37] ),
37
Миссис Дюберли, жена офицера Восьмого гусарского и старая знакомая Флэшмена (см. «Флэш без козырей»), оставила очень живые воспоминания о пребывании в Крыму, включая упомянутый здесь эпизод, когда она проникла на транспорт, «одетая в старую шляпу и шаль», дабы не быть узнанной лордом Луканом (см. книгу Э.Э.П. Тисделл «Кампании миссис Дюберли»). (Комментарии редактора рукописи).
Я не зевал, застолбив местечко на «Карадоке», флагманском корабле Раглана, и неплохо устроился вместе с Вилли и Лью Ноланом, ординарцем Эйри, нового начальника штаба. Этот Нолан был еще один ирландец, с примесью испанской или какой-то такой крови, помешавшийся на кавалерии и презиравший представителей всех остальных родов войск, о чем не стеснялся им сообщать, даже если был намного младше по званию. Обратите внимание: со мной он не задирал нос, ибо я превосходил его как наездник, и ему это было известно. Мы трое разместились в каюте, в то время как генерал-майоры и прочие вынуждены были довольствоваться гамаками – можете не сомневаться, я злоупотреблял происхождением Вилли на полную катушку. Вот так мы и отправились – хей-хо! – в наш оздоровительный круиз по Черному морю: могучий флот, везущий шестьдесят тысяч солдат, из которых половина была при смерти от болезней – англичане, лягушатники, турки да горстка башибузуков. Тяжелых пушек у нас хватало только для организации пары салютов, а на клетке с курами сидел старый генерал Скарлетт и, заложив книгу пальцем и прикрыв водянистые глаза, разучивал команды для управления кавалерийской бригадой: «Шагом, маршем, рысью. Черт, а дальше-то что?»
Было еще одно – никто не знал, куда мы плывем. Пока мы рассекали воды Черного моря, Раглан с лягушатниками решали, где же нам пристать, гоняя флот вдоль русского побережья в поисках подходящего места. Наконец таковое нашлось, и Раглан с улыбкой говорил, глядя на него, какой это замечательный пляж.
– Слышите аромат лаванды? – говорит он. – Ах, принц Уильям, вы можете решить, что опять оказались в Кью-Гарденс [38] .
Что ж, возможно, поначалу так и пахло, но после того как мы провели там пять дней, выгружаясь на берег, перемазавшись под проливным дождем, когда на пляже выросли кучи из припасов, оружия и снаряжения, когда море сделалось грязным от испражнений шестидесяти тысяч человек – можете себе представить, какие там стояли ароматы. Состояние здоровья армии, может, и улучшилось, но ненамного, и когда мы приготовились выступать, я, глядя на едва бредущую пехоту и изможденных лошадей кавалерии, думал, как далеко мы сможем продвинуться, имея лишь скудный запас солонины и сухарей, без палаток, подвод, зато накрытые тенью невидимого дракона – холеры, неотступно следующего за нами по пятам?
38
Кью-Гарденс – знаменитый ботанический сад в Лондоне.
Знаете, издалека мы смотрелись внушительно. Когда вся армия построилась, эта поблескивающая аммуницией орда растянулась на добрых четыре или пять миль: от зуавов в своих красных фесках и синих мундирах на пляже до киверов Сорок четвертого, расположившихся где-то на горизонте, на равнине. Вид последних будил во мне недобрые предчувствия, ведь в последний раз я видел их стоящими спина к спине на окровавленном снегу Гандамака, в кольце смертоносных клинков гази, с Сутером, обернувшим знамя полка вокруг талии. Я никогда не видел вблизи этот Сорок четвертый, но воспоминание об умирающей среди льдов афганской армии заставило меня вздрогнуть.
Мне была оказана честь, если так выразиться, объявить о начале марша. Раглан отправил нас с Вилли сначала в арьергард, а затем в авангард строя с приказом выступать. На самом деле второе распоряжение я перепоручил одному Вилли, ибо авангардом командовал не кто иной, как Кардиган, а у меня сил не было смотреть на эту свинью. Мы скакали вдоль строя, и живописные картины до сих пор стоят у меня перед глазами: французские маркитанточки, перекидывающиеся шуточками, сидя на передках орудий, строгие алые шеренги гвардии, бородатые лица французов, выглядывающие из под кепи, Боске [39] , свесивший пузо со слишком мелкой для его туши лошади, напевный говор гайлендеров [40] в темно-зеленых пледах, мрачные мундиры Легкой дивизии. Раскрасневшиеся от жары физиономии бывших деревенских парней, запах пота, масла и саржи, скрип седел и позвякивание удил, блеск копий – это позиции Семнадцатого.
39
Пьер Франсуа Жозеф Боске (1810–1861) – генерал, командир французской дивизии.
40
Гайлендеры (хайлендеры) – шотландские горцы, здесь имеются в виду сформированные из них воинские части английской армии.
– Наш полк, Гарри! Как великолепно он выглядит! Какие бравые парни! – кричит Вилли.
Билли Рассел свешивается со своего мула и окрикивает меня:
– Эй, Флэш! Выступаем мы наконец?
Я поворачиваю к нему, а Вилли галопом мчится вперед, где вишневые с синим линии обозначают Одиннадцатый полк – авангард армии.
– Раньше мне никогда не приходилось наблюдать наших друзей так близко, – говорит Билли. – Глянь-ка туда. – Повернувшись туда, куда указывал его палец, я заметил на гребне холма, за нашим левым флангом, как раз напротив солнца, фигурки всадников. С расстояния они казались пигмеями, вооруженными ветками вместо пик.
– Казаки, – поясняет Билли.
Нам, конечно, приходилось видеть их раньше, наблюдающими за нашей высадкой. «Да, видать, вы не гази, ребята, – подумалось мне тогда, – не то спихнули бы всю нашу армию обратно в море еще до того, как она толком не выбралась на берег». Когда горны пропели марш и вся великая армия под оркестр, наяривающий «Гэриоуэн» [41] , от громких звуков которого кони Семнадцатого зафыркали и забили копытом, двинулась вперед под испепеляющим солнцем, я заметил, к своему ужасу, что Вилли, передав приказ, едет вовсе не ко мне, а быстрым галопом направляется к левому флангу.
41
«Гэрриоуэн» – старинная ирландская песня, ставшая в годы Наполеоновских войн боевым кавалерийским маршем британской армии.
Я тут же пришпорил коня, пытаясь догнать его, но он был легок и на быстрой лошади, так что мне удалось поравняться с ним уже в добрых трехстах ярдах за левым флангом. Принц продолжал скакать, не сводя глаз с той гряды – она выглядела уже не столь далекой. Я заорал на него, он повернулся и вытянул руку:
– Гарри, смотри – противник!
– Маленький тупица, ты куда собрался?! – ору я. – Головы лишиться хочешь?
– Они же далеко, – говорит он, смеясь.
Далеко-то далеко, но не настолько, чтобы не различить бело-голубые ленты на пиках и лохматые меховые шапки. Казаки неподвижно смотрели на нас в ответ, и, вопреки жаре, я ощутил, как холодный пот струится у меня по спине. Вот они, знаменитые дикари Тартарии [42] . Смотрят, ждут, и одному Богу известно, сколько их там – может, целая орда поджидает, когда наша бравая маленькая армия оторвется от берега этого гостеприимного моря. Я схватил лошадь Вилли под уздцы.
42
Тартария – архаическое название так называемой Великой степи – обширных территорий в северной части Азии, включенных позднее в состав России. Флэшмен обобщает под именем «дикарей Тартарии» все степные народы Российской империи.
– Поедем отсюда, парень, – говорю. – И никогда больше не делай так без моего разрешения, понял?
– Но это же совсем безопасно. Никто из них не движется, и похоже, не собирается даже. Какая скука! Ах, вот будь сейчас Средневековье, кто-нибудь из казаков спустился бы с горы и вызвал нас, и мы бы сразились на глазах у всей армии!
Вот так он и сидел в седле, сверкая глазами, то и дело хватаясь за эфес сабли с мечтой о битве! Хорошенькая перспектива для меня, не правда ли? Прежде чем я успел осадить его, из-за гребня донесся грохот орудийных выстрелов и засвистели ядра; небольшой отряд гусар в вишневых лосинах помчался с саблями наголо к холму. Слышались крики, приказания, и по направлению к нам с грохотом ринулось подразделение конной артиллерии. Пока артиллеристы снимали орудия с передков и разворачивали пушки, готовясь открыть ответный огонь, я скомандовал Вилли возвращаться обратно к армии.
Он хотел остаться, но я отмел возражения.
– Кавалеристы гибнут иногда, – говорю, – но не сидя вот так да пялясь с открытым ртом, словно в потайную щелочку в борделе. – Сказать по правде, звук этих проклятых орудий заставил мои кишки заворочаться, как в старые добрые времена. – Давай-ка в галоп!
– Ну ладно, – говорит он. – Но тебе не стоит так нянчиться со мной: я же вовсе не замышлял ничего такого. – Видя мою реакцию, Вилли разражается взрывом хохота. – Ей-богу, каким же ты стал осмотрительным, Гарри – скоро превратишься в доктора Винтера!