Флэшмен на острие удара
Шрифт:
Я был злой и усталый, но спать не хотел, так что решил пойти и напиться. Меня терзали предчувствия насчет будущей кампании, в глазах мелькали бесконечные донесения и рапорты, голова раскалывалась, ботинки жали, так что я накачался «свистопузом» [23] с бренди, неизбежным результатом чего стал факт, что тот кабачок в Чаринг-Кроссе я покидал в изрядном подпитии. Я подумывал насчет шлюхи, но все же отбросил эту мысль. Меня вдруг осенило: «Элспет, вот кто мне нужен, и никто иной. Ничего себе, я тут собираюсь на войну, сжав кишки в комок, а она развлекается себе на балу, смеется и строит глазки этим молодым ухажерам, весело проводит время. Неужто у нее не найдется пяти минут, чтобы покувыркаться со мной? Она же моя жена, черт побери!» Влив в себя еще порцию бренди, я принял твердое решение пьяницы: отправиться к Марджори, потихоньку разведать, где спит моя благоверная, вломиться к ней и показать, что она потеряла сегодня вечером, отказав мне. Да-да, именно – ведь это так романтично: уходящий на фронт воин ласкает деву, оставляемую дома, она же, исполненная любви и желания, приникает к нему. Да уж, выпивка – страшная вещь. В общем, я взял курс на запад, прихватив с собой полную бутылочку, чтобы скрасить долгую дорогу – было уже четыре и кэбы не ездили.
23
Смесь из рома, пива и черной патоки.
Когда я достиг дома Марджори – огромного особняка, обращенного к Гайд-Парку, с горящим во всех окнах светом, я вилял по всей ширине дороги и распевал «Вилликинс и его Дина». [24] Лакеи у дверей не обратили на меня внимания, поскольку дом, судя по гаму и суматохе, был битком набит пьяными парнями и очумевшими девицами. Разыскав кого-то вроде дворецкого, я поинтересовался, где находится комната миссис Флэшмен, и стал взбираться по бесконечной лестнице, обтерев по пути все стены. Мне встретилась горничная, указавшая верный путь, я постучал в дверь, ввалился внутрь и обнаружил, что там никого нет.
24
«Вилликинс и его Дина» была самой модной песней 1854 года. (Комментарии редактора рукописи).
Это была спальня леди, как пить дать, но самой леди там не оказалось. Все свечи горели, кровать была разобрана, на подушке лежала тонюсенькая ночная сорочка из Парижа, которую я купил для своей любимой, в воздухе царил ее аромат. Я стоял, пьяно размышляя: танцует еще, что-ли? Ну, мы сегодня еще спляшем отличнейший хорнпайп на двоих. Ага, устрою ей сюрприз: спрячусь и выскочу, когда она вернется. В комнате нашелся большой чулан, заваленный одеждой, постельным бельем и прочей чепухой. Туда я и забрался, как и полагается пьяному влюбленному ослу – вас это удивляет, не правда ли, учитывая все мои приключения? Устроившись на чем-то мягком, я допил остатки бренди и погрузился в дремоту.
Сколько я проспал, не знаю – видимо, недолго, поскольку, проснувшись, почувствовал в голове все тот же туман. Медленно приходя в себя, я услышал как женский голос напевает «Аллан Уотер», потом до меня донесся смех. «А, – думаю, – Элспет вернулась. Пора вставать, Флэш». Пока я поднимался и утверждался на ногах, из комнаты послышались странные звуки. Голос? Голоса? Кто-то ходит? Входная дверь закрывается? Я не мог понять, но с шумом распахнув дверцу чулана, услышал резкое восклицание, которое могло оказаться чем угодно, от смеха до крика отчаяния. Я вывалился из своего логова, подслеповато мигая в ярком свете, и мое шутливое приветствие замерло на губах.
Эту картину мне не забыть никогда. Элспет стоит на кровати, совершенно голая, за исключением панталон с оборками, венок по-прежнему на голове. Глаза круглые от ужаса, а кулачок поднесен к губам, как у нимфы, застигнутой Паном, кентавром или пьяным мужем, появившимся из гардероба. Я пожирал ее похотливым взором некоторое время, а потом вдруг понял, что мы не одни.
На полпути между кроватью и дверью стоял седьмой граф Кардиган. Его элегантные вишневые лосины болтались на коленях, а обе руки оттягивали вниз переднюю полу сорочки. Он направлялся к моей жене, и, судя по выражению его лица – принадлежавшего к типу похотливых вытянутых апоплексических физиономий с сеточкой глубоких морщин – и по иным, достаточно явным признакам, его намерения не ограничивались досужим желанием сравнить форму родинок. Увидев меня, он замер, по лицу у него пошли пятна, глаза выпучились. Элспет взвизгнула, и несколько секунд мы молча таращились друг на друга.
Кардиган оправился первым, и, вспоминая об этом сейчас, я отдаю ему должное. Для меня, как вам известно, подобная ситуация была неновой – мне не раз приходилось бывать в его шкуре, так сказать, когда мужья, легавые или бандиты заставали меня врасплох. Будучи на месте Кардигана, я бы подтянул штаны, метнулся к окну, дабы обмануть разгневанного супруга, потом, спружинив от кровати, в мгновение ока выскочил бы за дверь. Но лорд Ну-ну так не поступил. Он был невозмутим. Кардиган отпустил сорочку, надел лосины, откинул голову, посмотрев прямо на меня и выдавил: «Доброй вам ночи!» Потом повернулся, твердым шагом вышел и закрыл за собой дверь.
Элспет, всхлипывая, рухнула на постель. Я стоял, не веря своим глазам, пытаясь прогнать из головы хмельной дурман, считая увиденное его порождением. Но это был не пьяный кошмар; я смотрел на эту грудастую потаскуху на кровати, и терзавшие меня четырнадцать лет смутные подозрения возродились вновь, обратившись теперь в уверенность. Наконец я поймал ее с поличным, разве что не в объятьях этого похотливого старого мерзавца! И я появился как раз вовремя, чтоб помешать ему, черт побери! То ли вследствие выпивки, то ли в силу испорченной моей натуры я чувствовал не столько ярость, сколько злорадное удовольствие, что таки застукал мою женушку. О, ярость пришла позже и страшное отчаяние, словно острый нож, терзающее меня по временам и до сих пор. Но бог мой, я же был актер по-жизни, и мне еще ни разу не выпадала возможность сыграть роль оскорбленного мужа.
– Итак? – это слово выдавилось из меня с каким-то странным хрипом. – Итак? Что? Что? Ну!
Надо полагать, выглядел я жутко, так как Элспет, перестав всхлипывать, задрожала, как подстреленная, и попыталась сползти за противоположную сторону кровати.
– Гарри! – взвизгнула она. – Что ты тут делаешь?
Видимо, во мне играл хмель. Я был на грани того, чтобы обежать – ну, пусть и покачиваясь, вокруг кровати и отлупить свою жену до полусмерти. Но этот вопрос остановил меня, одному Богу известно почему.
– Я ждал тебя! Тебя, изменщица!
– В этой каморке?
– Да, проклятье, в этой каморке. Господи, ты зашла слишком далеко, маленькая похотливая тварь! Да я…
– Как ты мог! – ей-богу, так она и сказала. – Как мог ты быть таким бесчувственным и безрассудным, чтобы шпионить за мной таким способом? Ах! Я никогда не переживала такого испуга. Никогда!
– Испуга? – взревел я. – Это когда тот старый козел тряс своими причиндалами в твоей спальне, а ты вертелась перед ним нагишом? Ты – бесстыжая Иезавель! Падшая женщина! Я застал тебя с поличным! Я покажу тебе, как наставлять мне рога! Где трость? Я выбью всю похоть из этой поганой плоти, я…
– Это неправда! – кричит она. – Это неправда! Ах, как ты мог такое подумать?!
Я оглядывал комнату, ища, чем бы вздуть ее, но при этих словах застыл в изумлении.
– Неправда? Ты что же, проклятая маленькая лгунья, думаешь я не видел? Еще секунда и вы бы превратились в двузадое животное, скачущее по всей спальне! И ты еще смеешь…
– Все не так! – она притопнула ногой, стиснув кулачки. – Ты совершенно заблуждаешься: я не подозревала о его присутствии до того момента, как ты вылез из своего чулана! Видимо, он вошел, когда я раздевалась и… О! – Элспет аж содрогнулась. – Я была застигнута врасплох…