Флэшмен на острие удара
Шрифт:
Раглан, на свой привычный лад, подходил к разговору, петляя вокруг да около, вспоминая о своей собственной судьбе и подразумевая, что его любимцы должны разделить ее вместе с ним.
– Вам тридцать один год, Флэшмен, – говорит он. – Так-так, я думал, вы старше – вам, получается было… да, только девятнадцать, когда вы покрыли себя славой в Кабуле. Бог мой, такой молодой! С тех пор вы служили в Индии, воевали с сикхами, а последние шесть лет провели на половинном жалованье. Полагаю, вы много путешествовали?
«Ага, и как правило, улепетывая во все лопатки, – подумал я, – и не при обстоятельствах, которые стоит сообщать вашей светлости». Тем не менее я признался в своем знакомстве с Францией, Германией, Соединенными Штатами, Мадагаскаром, Западной Африкой и ост-индскими землями.
– И как я понимаю, вы владеете языками: французским, немецким – превосходно; хинди, персидский – бог мой! – даже пуштунский.
К этому вопросу я был готов и принялся заливать про необходимость расширить свое военное образование, поскольку у полевого офицера немного таких возможностей и прочая и прочая…
– Да-да, все правильно, всецело согласен. Но знаете, Флэшмен, хотя не в моих правилах препятствовать молодому офицеру познавать все аспекты своей профессии – именно так учил нас, молодежь, наш наставник, Великий Герцог [16] – но мне все же сдается, что Департамент вооружения не слишком подходит для вас, – и генерал поглядел на меня многозначительно и задумчиво, как человек, у которого есть что-то на уме. Его голос понизился до просительного шепота. – Ах, все это хорошо, мальчик мой, но мне кажется – так, чуть-чуть, не более, чем ощущение, – не для такого, как вы, все это, не для офицера, чья карьера была… э-э, ну, такой блестящей, как ваша. Ничего не скажу против Департамента – напротив, я возглавлял его столько лет, – но для юного рубаки с хорошими связями, с высокой репутацией…
16
Веллингтон.
Раглан наморщил нос.
– Разве это не называется «тянуть лямку»? Так и есть. Заводчики и клерки – вот кому подобает возиться со всякими там стволами, замками, заклепками, и – упаси бог! – измерениями и тому подобным. Но это же все такая механика, не правда ли?
И почему этому старому хрычу не перейти прямо к делу? Я понимал, к чему все клонится: возвращение в строй и в Турцию, в самое пекло, кто бы сомневался. Но с главнокомандующим не поспоришь.
– Я имею в виду счастливейший жребий, – продолжает он. – Только вчера его королевское высочество принц Альберт, – это Раглан произнес почти благоговейно, – поручил мне подыскать молодого офицера для важной и деликатной должности. Кандидат должен быть, разумеется, из хорошей семьи. Ваша матушка ведь была леди Алисия Пэджет, не так ли? Ах, как мы танцевали с ней… сколько же лет тому назад? Ну, не важно. Помнится, кадриль. Впрочем, одного происхождения недостаточно, в противном случае, признаюсь, я стал бы искать среди гвардейцев. – (Что ж, разумно, черт побери). – Этот офицер должен выказать себя способным, храбрым, имеющим опыт походной и военной жизни. Это самое главное. Он должен быть молод, иметь равно как хорошую подготовку, так и образование; безукоризненную репутацию, об этом даже говорить не стоит, – одному Богу известно, какое это имело отношение ко мне, но Раглан продолжал, – и в то же время быть человеком, повидавшим свет. Но самое главное, тем, кого наш старина Герцог назвал бы человеком дельным. – Командующий расплылся в улыбке. – Признаюсь, ваше имя должно было тут же всплыть в моей памяти, но его высочество меня опередил. Надо полагать, наша милостивая королева напомнила ему про вас.
«Так-так, – думаю я, – даже сквозь годы маленькая Вики пронесла воспоминание о моих бакенбардах. Помню ее мечтательный грустный взгляд, с которым она цепляла мне медаль в сорок втором: все они одинаковы, не могут устоять перед парнем с молодецкой грудью и решимостью в глазах.»
– Так что могу поведать вам, – продолжает Раглан, – в чем заключается эта ответственная должность. Осмелюсь спросить: вам не доводилось слышать про принца Вильяма Целльского? Это один из европейских кузенов его высочества, который гостит у нас инкогнито, изучая английский уклад с целью поступить на службу в британскую армию. Его семья хочет, чтобы, как только наши войска отправятся за море – надеюсь, это произойдет скоро, – юноша присоединился бы к ним в качестве члена моего штаба. Но на время, пока его препоручат моему надзору, крайне важно, чтобы рядом с ним неотрывно находился офицер, наделенный качествами, о которых я только что упомянул. Нужен тот, кто будет направлять первые шаги принца, оберегать его, отвращать от искушений, развивать его военное образование и вообще всеми способами заботиться о духовном и физическом здоровье молодого человека. – Раглан
Бог мой, ты обратился в нужный магазин, приятель. Фирма «Флэши и К°»: мораль оптом, присмотр за пылкими и увлекающимися натурами, духовные наставления гарантируются, молитвы и исповедь по два шиллинга сверх платы. И как их угораздило меня выбрать? Ну ладно, королева, но Раглан-то должен знать, с кем имеет дело? Допустим, я герой, но мне казалось, мой беспорядочный образ жизни, скитания и пьянство – общеизвестный факт. Ей-богу, он должен знать! Возможно, тайный умысел состоял в том, что именно эти качества и требовались – и я не уверен, что это ошибка. Но самое важное – все мои хитроумные планы избежать пуль и снарядов летят в тартарары: мне предстоит состоять при штабе и нянчиться с этим немецким сосунком в дебрях Турции. Хуже просто некуда.
Я сидел, кивая, как болванчик, и глупо ухмыляясь – а что еще оставалось делать?
– Полагаю, мы можем себя поздравить, – гнул свое старый идиот. – Завтра я провожу вас во дворец и познакомлю с вашим новым подопечным. Поздравляю, капитан, и выражаю уверенность, – он с приветливой улыбкой жал мне руку, – что вы с таким же блеском оправдаете возложенное на вас доверие, как и прежде. Всего доброго, дорогой сэр.
– А теперь, – долетели до меня, пока я раскланивался, его слова, обращенные к секретарю, – вернемся к этим треклятым военным делам. Насколько понимаю, никто так и не знает, когда все начнется? Ладно, будем надеяться, что они таки решатся.
Как вы, без сомнения, уже догадались, во дворце, куда я попал следующим утром, меня ожидал удар. Раглан вел меня. Мы миновали вереницу болтливых лакеев со щетками, которые запомнились мне по предыдущему визиту вместе с Веллингтоном, и после доклада оказались в приемной, где нас ожидал принц Альберт. Там присутствовали священник и пара типичных для двора ребят в утреннем туалете, державшихся скромненько на заднем плане, а еще – по правую руку от Альберта – стоял мой юный приятель из бильярдной. Заметив его, я будто получил пинок в живот – на миг мы с ним застыли, глядя друг на друга, потом сумели овладеть собой; сгибаясь вместе с Рагланом в поклоне, я поймал себя на мысли: удалось ли им хотя бы оттереть ваксу у него с задницы?
Как я и ожидал, Альберт заговорил своим резким, с немецким акцентом, голосом; принц оставался все тем же холодным, самодовольным хлыщом, каким был двадцать лет назад, во время первой нашей встречи, с теми же жуткими бакенбардами, выглядевшими так, словно кто-то пытался выдрать их, но бросил эту затею на полпути. Он обратился ко мне, указывая на лежащий на столе бесформенный предмет.
– Што ви думать про новый шапк для Гвардия, капитан Флаш-манн?
Я сразу сообразил что к чему: эта тема не сходила со страниц юмористических газет, которые подшучивали над изобретением Е.К.В. Принц то и дело внедрял в войсках нелепицы собственного сочинения, в которых, как верноподданнейше пыталась довести до его сведения Конная гвардия, вовсе не имелось нужды. Я посмотрел на последнюю новинку: отвратного вида фуражка с длинными клапанами, и заявил, что эта штука, должно быть, окажется невероятно удобной в обращении и выглядит просто замечательно, кстати. Превосходно, первоклассно, лучше не придумаешь, и как только никто раньше не додумался! [17]
17
Помимо широкой критики, звучавшей в адрес принца Альберта за его вмешательство в государственные дела, рвение последнего в части внедрения новых элементов военного обмундирования вызвало немало шуточек весной 1854 года. На деле, если судить по рисункам того времени, так называемый «Альбертовский берет» представлял собой практичный, хотя и несколько неказистый, головной убор типа фуражки. Но в то время вокруг британского мундира разгорались ожесточенные споры – традиционные стоячие воротники и ошейники служили основной мишенью, и любые предложения его королевского высочества принимали обычно в штыки. (Комментарии редактора рукописи).
Принц довольно кивнул, потом говорит:
– Как я понимать, вы учились в Рагби, капитан? Ах, подождите-ка: капитан? Не возможно быть. Не полковник, нет? – и он поглядел на Раглана, который ответил, что ему в голову приходила та же мысль.
«Ладно, – думаю, – если так происходят повышения, я не против».
– Рагби, – повторил Альберт. – Это великий английский школа, Вилли, – обращается он к молокососу, – одна из тех, где юнцы вроде тебья превращаться в мужчин, как полковник Флаш-манн.